Фантастика 2025-167 - Алекс Войтенко

одевшиеся в черную форму с белыми крестами! Люди, рубившие дубы на могилах твоих родителей. Люди, убившие Захара и Соломию. Их кровь до сих пор на руках тех убийц... Каждую борзую надо уничтожить - всех до последнего! Тогда месть завершится действительно.

Бывших борзых сотни.

И они радостно прикончат при первой возможности тебя... Или твою дочь.

Сжались! Что тебе до моей мести?

Отвечай!

Молчание.

Разъяренный Северин решил спрятать изумруд в карман, но камня в руке не было. Он осмотрел ладони, пошарил саквами, и вспомнил: он же избавился от него. Кормил Симеону несколько дней назад... Или несколько десятков?

— Братик, с тобой все хорошо?

Яровой изучал его единственным глазом.

– Может, остановимся? Ты едва на одуванчике держишься.

— Я бы... отдохнул...

Ярема осматривал подковы коней, Игнат начищал револьверы — вторую пару близнецов, как он их назвал, — Савка играл с мотанкой. Сколько времени они в пути?

Пожалуй, с самого рассвета. Отто умер перед рассветом, наверное. Но когда это произошло, сегодня? Вчера? Еще раньше? Прошлое скрывалось в тенях.

Чернововк пошел к родничку, из которого напивались кони. Наполнил флягу, омыл руки, освежил лицо. В голове не прояснилось.

Что произошло после уничтожения борзых? Или ватага сразу двинулась к Буде? Случилось ли что-нибудь другое? Он напряженно искал якорей — воспоминаний, которые могли стать указателями, чтобы воспроизвести ход событий, но только случайные детали упоминались яркими вспышками.

Мертвый Шаркань под саваном голодных мух. Глазки роятся белыми личинками. Он так и не похоронил его.

Расстрелянный дом. Пустая, оскверненная, окруженная привидениями борзых. Следовало ее сжечь.

Катя...

На ее имя отозвалась пустота — словно эхо камешка, брошенного в сухой колодец. Северин впился ногтями в ладони. Возможно ли смириться с такой утратой? Возможно ли простить смерть жены?

Катрина смерть была на его совести. Он позволил им разделиться, пренебрег опасностью, не прислушивался к тревоге на сердце — и шеренга ошибок привезла к невозможному.

До ее смерти.

— Брат, слышишь меня?

Характерник встрепенулся.

Поначало. Как это вышло? Куда девался ручей? Когда день перепрыгнул в сумерки?

Савка протянул ладони к костру, Ярема жарит нанизанные на палочки грибы, Игнат бренчит на варгане.

Грибы... Давно ли началась осень?

- Какой сегодня день?

Эней прекращает играть. Смотрит на него. Переводит взгляд на пламя.

- Плохой день, - он прячет варгана к чехлу. – Без Искры все дни плохие.

Ох, Катр...

Ее тело пытались сжечь, но не довели дело до конца. Обгоревшие остатки расчленили и зарыли в лесу, чтобы никто не нашел. Дело непростое, но он с радостью поможет найти могилу, если стороны придут к взаимосогласию, растолковал молодой человек, назвавшийся командором Русланом. В своей наглой самоуверенности он хотел на средства убитой купить себе жизнь.

Минуту спустя Северинов чем распоров ему живот. Характерник неуклюже смотрел в глаза, полные ужаса, безразлично слушал хрипы, голыми руками выдергивал дымящиеся внутренности наружу. Теплые кишки ускользали из ладоней. Воняло свежим дерьмом.

Пока Руслан сдыхал болезненной унизительной смертью, остальные борзые, ожидавшие конца переговоров у незавершенного лагеря, упали с простреленными ногами. Вооруженный револьвером Игнат подходил к каждому и угощал кустарником по зубам.

- Сволочь. Ублюдки. Кривой хвойды выкидыши...

Какой-то солдат сгоряча сумел подняться, прошел несколько шагов, оступился. Бойко зарычал, подхватил заброшенную лопату — тяжелую, деревянную, с железным оковом — и принялся лупить беглеца по хребту, бил яростно и упорно, пока неудачник не мог пошевелить ногами.

– За все заплатите, за все!

Ярема принес пень. Борзые многоголосо умоляли пощады, молились и мочились.

Убивали их поочередно. Укладывали головой на плаху, потом один сероманец садился на спину пленника и выкручивал ему руки, а другой примерялся, замахивался, терял. Топоры борзых ковались для деревьев, не для экзекуций — тем лучше подходили для мести. Эней нарочно целил каждый раз то ниже, то выше места предыдущего удара, пока голова на изрубленной шее разрождалась истошными воплями.

Удар. Еще удар. Топор и палач покрыты брызгами крови, сталь вгрызается в напряженную плоть, доносится треск разрубленных позвонков. Жертва до сих пор в сознании, но перестает дергаться, тело послушно принимает новые удары, пока лезвие не сечет последнюю полоску кожи. Голова откатывается, из изорванной шеи обильно брызжет червь, аж новый копняк в зубы отбрасывает ее прочь.

– Давай следующего.

Очередной пленник брыкается, падает на окровавленную плаху, ругается последними словами, молит о милосердии. Характерники меняются местами. Топоры не знают усталости, пока не остается ни одной живой борзой.

Только Савка сидит в стороне, как всегда во время насилия, заслоняет уши ладонями, закрывает глаза и качается туда-сюда с тихим грохотом.

— Щезник, ты опять воды в рот набрал?

– А?

– В жопе нога! Что будешь есть?

На него выжидающе смотрит незнакомая женщина. Столешницу украшают многочисленные вмятины и пятна. За окнами сияет солнце. Когда наступил новый день? Как они перепрыгнули из леса в корчму?

— Неважно, — Северин покачал головой. – Мне безразлично.

Надо привыкать к этому. Он надеялся, что пройдет, что это временная слабость от происшествия с Гадрой, но после смерти Катри...

Как жить дальше?

Как воспитывать дочь?

Он и не подозревал, как быть отцом. Когда они жили втроем на том одиноком хуторе, все получалось само собой: Северин наверстывал упущенное, Катя была рядом... Чернововк и не подозревал, насколько глубоко привязался к ней. Что уж говорить о ребенке, для которого мама была всей вселенной!

Сможет ли Оля пережить потерю? Сблизится ли с ним так, как с Катей? Она даже ни слова ему не сказала.

Сколько часов должна была прятаться? Как ей удалось выбраться незамеченным? Что пришлось свидетельствовать, что пережить во время бегства? А ей даже два года не стукнуло...

Захотелось прижать Олю, прижать крепко к себе, поцеловать в макушку, забрать у нее все ужасные воспоминания. Моя маленькая! Если бы он мог убить тех борзых еще стократ...

— Брат, что скажешь?

Сумерки. Дорога ведет к сумеречному городку. В очертаниях домов не светится ни одного фонаря, ни одного окошка. Глевка тишина окутывает заброшенные дворы и проваленные крыши.

– Заедем? Сделаем ли лагерь?

– Лагерь, – выбрал Северин. - За пределами города.

— У дуба Мамая, — предложил Игнат, и сразу поправился: — То есть, где он раньше стоял.

Погорок казался осиротевшим без древнего дерева. Многочисленные поколения волчьих рыцарей получали здесь свои золотые скобы, кунтуши, прозвища, а теперь здесь остался голый пустошь. Сироманцы спешились и склонили головы над оскверненной могилой первого характерника.

Здесь они присоединились к рядам