Фантастика 2025-167 - Алекс Войтенко

к столбу лошади. Собираем новые знания, совершенствуем вещи, меняем одежду, убеждаем друг друга, будто лезем к небу и вскоре коснемся звезд, однако никогда не выходим за пределы того круга. Если одному поколению удалось обойти войну, следующее обязательно ее увидит.

Но я снова отвлекся. Давно не говорил столь откровенно... Итак, вернемся к самому началу.

Наше с братом появление потеряло матушку. История стара, как мир: мы родились убийцами. С того момента отцовская жизнь покатилась в пропасть — он любил избранницу до беспамятства, и не женился снова, несмотря на многочисленные соблазнительные предложения, которые могли способствовать его укреплению при дворе; за вечерним бокалом вина повторял, что такой замечательной женщины, какой была мама, нет ни в Крымском ханате, ни за его пределами, и мы верили ему бесспорно, потому что для двух мальчишек папа был обожаемым идолом.

Несмотря на преступление убийства, он любил нас. Потратился на врачей, которые провели спустя первые годы детства, самые опасные и смертельные. Каждый день наведывался, разговаривал, играл с нами, а в те времена родители не пенились с детьми, пока те не могли разговаривать, ездить верхом и стрелять из лука. Отец не предпочитал кому-то, всегда делил внимание поровну — как и следует с двойняшками. Внимательно выглядел в наших личиках черты любимой, чей портрет висел в спальне. Мы с братом часто рассматривали ту картину: карамельная кожа, черный шелк волос, высокие скулы, миндалевидные зеленые глаза, тонкие губы. Мы представляли, какой была мама, как она улыбалась или пела... Отец мог рассказывать о ней часами.

Свободные дни он посвящал досугу с сыновьями. Я любил отдых во внутреннем дворике, у фонтана и гранатового дерева - отец, устроившись на подушках, читал большую книгу сказок, а мы играли на коврах и слушали, постоянно перебивая рассказ вопросами, пока слуги приносили подносы с едой и напитками. Брат мой обожал конные прогулки по городу и упражнения с оружием: уже тогда мы имели разные предпочтения и взгляды на жизнь, хотя росли в одном утробе. Между нами часто вспыхивали драки, которые всегда идут между братьями, но в нашем доме царило согласие... Пока отца не захватило бешенство.

Может, он заметил седину в волосах. Может, услышал о смерти одногодка. Может, досадные мысли о скоротечности времени продолжались его годы. Сидел за обскурантскими опусами, пока не проштудировал всю нашу библиотеку, потом выискивал и покупал новые книги по всему полуострову, пока не исчерпал возможности местных букинистов, после чего заказывал необходимые труды у венецианских купцов, требовавших несусветных денег, но отец платил им, не торгуясь.

Нам пришлось овладеть разными языками, чтобы помогать отцу со всеми этими трактатами и вместе объясниться на сульфурах и меркуриях, малых ключах Соломона и книге ангела Разиэля, трех основных символах и четырех основных элементах, семи металлах и двенадцати процессах... Отец заказал драгоценное алхимическое. Мы проводили опыты — сначала скромные, а со временем все сложнее, пытаясь найти магистериум, великий эликсир, тот самый философский камень, который дарит вечную молодость.

Болезненный замысел овладел нашими сердцами, поглощал все силы и время. В поисках рецепта бессмертия отец месяцами не посещал ханского дворца, отвирался всевозможными болезнями, пока не потерял должность; наши состояния стали таять, и из дома исчезали слуги, к которым мы привыкли, как к родным. Охваченные тягой к величественной цели, мы горели мыслью о бессмертии, азартно искали его ингредиентов, расписывали стены формулами, копались в гримуарах, смешивали смеси и подогревали тигли...

Ни общество сверстников, ни прекрасные юноши, ни лошадиная гонка, ни охота с пирами не интересовали нас, поэтому постепенно приглашения исчезли. Столица о нас позабыла, и только когда мы выходили на улицу за припасами, в спины летели язвительные образы. Отца называли сумасшедшим, погубившим жизнь себе и детям, нас с братом — несчастными сыновьями, потерявшими блестящее будущее. Я чувствовал глубокое отвращение к нашим обидчикам; брат свирепствовал и запоминал каждое оскорбление, клянусь, что однажды вернется в город великим ханом и лично отрежет языки, зажарит и заставит злостов сожрать их, как они жрут шиш-кебабы.

Мы могли так увлечься опытами, что забывали о еде. Дом превратился в алхимический цех, окна дышали едкими испарениями, соседи жаловались на вонь. Единственными нашими гостями стали купцы, привозившие заказанные отцом ингредиенты. Он создал рецепт напитка бессмертия на стене у портрета жены; титанический труд объединял все приобретенные годами знания в одну стройную прекрасную формулу, и мы принялись творить magnum opus — толкли в ступах, сушили, дистиллировали, выцеживали, перегоняли, вываривали, смешивали... Для подготовки того или иного элемента требовались особые условия: отдельная комната или отдельная комната – все влияло на магическую силу компоненты. Для особо важных действий мы должны поститься, или в течение часов безошибочно произносить сложные заклятия на латыни или на арабском, или не спать несколько дней, или хранить полное молчание... Пришлось даже принести в жертву единственного оставшегося в конюшне коня — нашего общего любимца. До сих пор вспоминаю, как его яркая кровь сжимает на желтый песок, и тот сворачивается темными шариками.

Несколько раз от переутомления едва не допускали роковых ошибок, которые могли свести на нет приготовление нескольких недель, но нам везло предотвратить каждую — это была заслуга отца, который тщательно проверял и контролировал каждый этап, отчего тщетно на глазах, но непреклонно верил в наше дело: ради нее он спустил впустую. Мы не выходили из дома неделями, и не позабыли облик бела дня только благодаря передышкам во внутреннем дворике. Гранатовое дерево высохло вместе с фонтаном, но там все еще было уютно.

После долгих месяцев изнурительного кропотливого труда без права на ошибку настал день триумфа. Совершенный напиток, золотисто-прозрачный и чуть пахучий, наполнил хрустальный графин в форме сердца. Эликсир едва светился, словно слеза солнца, отгонял цветами и белым вином; отец, созерцая это чудо, радостно улыбался - впервые за много дней. Мы с братом не понимали от радости. Получилось! Наконец, это произошло: вот он, настоящий философский камень, что удалось создать, несмотря на пренебрежение всему миру! Да, право на первый глоток мы отдали отцу.

Он тщательно вымылся, нарядился в лучшую одежду, произнес благодарственную молитву Аллагу, посмотрел на портрет жены и приложил напиток к губам. Осторожно выпил тщательно отмеренное количество глотков. Широко усмехнулся. Сказал, что смакует молоком льва.

Через час отец умер. Лицо ему посинело, шею раздуло: он едва смог прошептать, чтобы мы продолжали поиски, потому что он с мамой будет жить у нас. Тело выгнуло корягами, и дух отца улетел на вожделенную встречу с любимой.

Или он ошибся