Ты вернешься! - Галина Валентиновна Чередий

отправлялись гулять. Мой любимый обеспечил меня для этих целей женской одеждой, носить которую мне поначалу было странно и непривычно. Все же хранимые Луной отдавали всегда предпочтение свободным фасонам, накидкам, легким рубахам и штанам, которые легко скинуть или разорвать, на худой конец, в экстренных случаях. А узкие джинсы, облегающие короткие платья, купленные Русом, мне казались непрактичными и ограничивающими движения. Но все компенсировали полные восхищения и плотского голода взгляды любимого, и буквально прущая из него гордость, когда на меня засматривались другие мужчины, пусть он и порыкивал грозно на них постоянно.

Я пока не видела возможности ввести Руса в обычную жизнь хранимых, но с удовольствием позволяла ему знакомить меня с человеческой обыденностью. Мы ходили на поздние сеансы в кинотеатры и видеосалоны, устраивали посиделки в кафе, где мне пришлось ближе познакомиться с друзьями любимого и попробовать разную людскую еду. Несколько раз он водил меня и в большие компании, собирающиеся во дворах или у кого-то дома, но в таких местах я постоянно ощущала негатив и враждебность присутствующих там человеческих девушек, на что моя истинная половина отвечала нарастанием агрессии, так что долго такие выходы не длились. Да собственно, мы всегда торопились снова остаться наедине и обнаженными, и все эти прогулки были больше для разжигания аппетита и предвкушения. По крайней мере, для меня, а вот Рус, кажется, всерьез надеялся, что я втянусь и полюблю человеческую жизнь.

И с каждым днем он был все ближе к своей цели, нужно признаться. Сначала все мне казалось странным и раздражающим, люди в большом количестве, и так близко напрягали. Но постепенно это проходило, и однажды я прямо-таки похолодела, осознав среди бела дня и находясь в окружении Курта во время очередной тренировки, что все вокруг, мои соплеменники и ежедневные дела, чудятся сном, от которого я сейчас проснусь и окажусь в другой, внезапно настоящей реальности, там, где мой Рус и все, что он любит.

Только Матери всех стай одной ведомо, как мы с Русом эти недели обходились почти без сна, ведь днем он с друзьями работал на стройках, а я тоже не позволяла себе расслабляться. Ночью же только проваливались в краткую дрему в передышках между волнами накрывавшей с головой страсти. Наверное, поэтому я и не заметила слежку, которую устроила за мной Амира. Выследить меня на пути к Русу она не смогла, конечно, путать следы все же не забывала, но вот на территорию Курта несколько дней я стала возвращаться по одной и той же тропе, уставшая от ласк и расслабленная, еще вся мыслями там, с любимым, в его объятиях и тепле.

— Эрин, — грохнул отцовский голос, как внезапный громовой раскат, а его мощный силуэт проступил в предрассветном густом тумане, и только тогда я его и учуяла.

— Я говорила тебе, Эдгар, а ты не хотел мне верить. Только понюхай, как от нее разит! — злорадно подала голос Амира из-за его широкой спины.

— Прим Эдгар! Не забывайся! — рыкнул ей мой родитель, и от него в пространство жестко хлестнула волна гнева и ментальной мощи, делая нетвердыми мои ноги, а доносчицу вообще роняя на колени. — Убирайся отсюда и только посмей болтать. Уничтожу!

Амира, не посмев возразить, с трудом поднялась и стремительно исчезла среди густых зарослей. Я же потратила эти секунды на почти панические размышления, но стоило отцу сделать ко мне шаг и снова грозно назвать по имени, как решение родилось само собой, каменно-твердое, безвозвратное. Я попятилась, готовая бросится назад к Русу без оглядки не просто назад, а в принципе на все свое прошлое.

— Не смей, Эрин! Ко мне подойди! — свой приказ отец подкрепил таким импульсом ментальной силы, что мои мышцы тут же будто скрутились в болезненные узлы.

Однако я нашла в себе силы отступить еще, хоть от боли выть хотелось.

— Как давно это продолжается и насколько далеко зашло? — потребовал ответа не отец сейчас — прим, но я упрямо молчала, тратя все силы на борьбу с его ментальной мощью, беспощадно размазывающей меня.

Внезапно давление на мое сознание исчезло, и я даже вскрикнула от облегчения.

— Эрин, дочь моя, в чем дело? Разве мы вдруг стали врагами? — произнес отец совсем другим тоном.

— Ты мне скажи, — хрипло от пережитого ответила я ему.

Отец приблизился еще на пару шагов, шумно принюхался и с минуту смотрел на меня молча.

— Девочка моя, если ты думаешь, что твое увлечение человеком — это нечто новое и небывалое, то сильно ошибаешься. Такое частенько случается, и с обычными хранимыми, и даже в нашей семье бывало. Главное — вовремя остановиться.

— А если я не хочу останавливаться?

— В этом ты тоже не одинока. Никто обычно не хочет самостоятельно. Благо, у тебя есть я, чтобы помочь остыть и подумать головой.

— Что ты имеешь в виду?

— Я твой прим, Эрин, но и твой отец. Ты мой единственный и поэтому драгоценный потомок. Как бы меня не бесил сам факт твоей связи с… человеком… — последнее слово отец будто выплюнул с омерзением, — я не стану давать волю своему гневу. Чувства — очень мощная и сложная вещь, а ты еще так молода, и у тебя не было матери, которая могла бы помочь тебе лучше разбираться в собственных порывах души. Но есть одно верное средство для борьбы со стихийными эмоциями — время. С этого момента ты не покинешь пределов поселения, и это мой прямой приказ.

— Что? — опешила я. — Как долго?

— Пока я не изменю своего решения, исходя из наблюдений за тобой. Амиру я заставлю молчать, Георг и так ничего никому не расскажет, ведь покрывал тебя все это время. Наказать бы его, но не за что по факту. Он предан тебе беззаветно, а в будущем тебе нужна такая опора в стае. В общем, этот неприглядный момент с твоим увлечением не дойдет до внимания остальной стаи. Допустишь в свою постель опять Гайка или кого-то из молодых саргов, и все разговоры с домыслы насчет твоего затянувшегося воздержания утихнут.

— Я не согласна, — замотала я головой, опять начав пятиться от отца.

— С чем же?

— Со всем. Я не хочу и не буду расставаться с любимым, — решительно ответила, чувствуя в себе внезапно небывалую прежде силу, которую не побороть ничему. А