Ты вернешься! - Галина Валентиновна Чередий

пеняй тогда на себя, когда она тебя снова кинет или вся стая как раз тебе укажет на выход. Думаешь эта сучка тебе отведет тогда место равного рядом с собой у Курта? Пойдешь в ее гарем вторым мужем, первый же имеется уже, — последнее она уже не говорила — прямо плевалась ядовитой желчью.

— Ир, не порть мое впечатление о себе окончательно, хорош отыгрывать суку, — оборвал ее.

— А ты покажи кто не сука! Все мы ими становимся, когда наши мечты с дерьмом смешивают.

— Я никогда не давал тебе никаких поводов на что-то рассчитывать со мной.

— Дурак ты, Рус, и настоящий непрошибаемый мужик. Чтобы мечтать не нужно поводов, того, что мы бывали близки иногда было вполне достаточно.

— Ир, мы никогда не были близки.

Разговор был закончен, и я просто ускорил шаг, а Ирина осталась на месте. К черту, мне не за что еще и перед ней вину испытывать, я знаю, как все было.

Запрыгнул на крыльцо, проигнорировав ступеньки, и сердце замолотило, как после долгой пробежки. Шагнул в дом и глубоко вдохнул, ловя новый аромат, появившийся в нем. Аромат моей любви.

— Детка! — позвал из коридора, торопливо шагая вперед.

Эрин я обнаружил у разбитого окна в гостиной и понял, что она наверняка видела нас с Ириной. И слышала, по-крайней мере последнее. Но если ее что-то и задело, то виду она не показала.

— Как Эрик? — спросила она, оборачиваясь.

От ее одежды ничего не осталось, так что, она была в одной из моих рубашек. Бледно-голубая ткань свободно спадала с ее плеч, скрадывая изгибы любимого тела, однако скрыть того, как стремительно затвердели ее соски, тряпке было не под силу. Зато взгляд… золотой лед, как будто Эрин, меньше часа назад пылавшей лютым пламенем в моих объятиях, никогда и не бывало. А мне вдруг захотелось… странного. Чтобы она опять взорвалась, показывая мне, что ей ничуть не плевать, что в ней клокочет такое же пекло, как и во мне, при мысли, что кто-то другой, не я, смел касаться, желать… А вместо этого непроницаемый взгляд княжны будто ставил передо мной стену с горящей надписью “Не приближаться!”

Да только клал ведь я всегда на ее стены и запреты.

— Мы с ним пришли к некоему подобию понимания.

— Я могу его увидеть?

— Не сегодня. Эрин, скажи, а почему ты просто ушла тогда?

— Ты о чем? — нахмурилась она.

— О том, почему ты просто взяла и ушла тогда, обнаружив меня в столь непотребном виде. Почему, на хрен, не попыталась мою башку тупую открутить или сердце вырвать?

— Ты совсем рехнулся, меня о таком спрашивать! — маска невозмутимости все же лопнула, возвращая мне мою страстную женщину, а не ту сосульку, которую она опять сто процентов намеревалась корчить, доказывая, что первая вспышка была случайностью и ошибкой. — Да как ты…! Ты пытаешься мне что-то предъявить? Ты кувыркался с девками, пока я в подвале прозябала! Да ты по своему долбаному поселению, похоже, пройти не можешь, чтобы на тебе кто-то не повис уже! Интересно, в твоем окружении остались женщины, с которыми ты не спал? Какой же ты…

Получить новое подтверждение, что моей княжне не все равно и никогда не было, окпзалось зверски приятно. А вот видеть, как ее лицо исказилось, а цитриновые глаза засверкали болью и гневом — нет, абсолютно.

Я рванулся к ней, обнял, обрывая поток ее гневных слов, не обращая внимания на усилия оттолкнуть, прижался губами к ее виску.

— Прости, детка, я просто не могу вытерпеть, когда ты снова закрываешься от меня. Бесит, прям до невменоза… Так долго была далеко… Я не позволю больше расстояния между нами, даже в твоих мыслях.

— И ты считаешь, что провоцируя во мне ревность, добьешься успеха в уничтожении этого расстояния? Ты в своем ли уме?

— Нет, я всего лишь хочу, чтобы ты не пыталась лгать ни себе, ни мне насчет того, что наши чувства не важны и поддаются обузданию по хоть какой-нибудь на этой чертовой планете причине или ради какой-то сраной великой цели, — целовал ее кратко и жадно, скользя губами от виска к уголку рта и обратно, и начав медленно раскачивать нас, как в успокоительном танце. — Расскажи мне как ты жила без меня день за днем, детка. Спроси обо всем, что хочешь знать обо мне без тебя. Никаких тайн и секретов, даже о чем-то неприглядном. Давай пройдем через это и попробуем все заново начать?

— Если заново, то зачем тогда перебирать все прошлое? — Эрин упрямо поворачивала голову, не давая мне своих губ.

— Затем, чтобы в нем не осталось невысказанных обид и гнева.

— Рус, боль от измены не вылечить, просто все однажды высказав. Уж не тогда, когда ты умудряешься дать повод тут же.

— А ты спроси меня обо всем и поймешь, что нет поводов. Уже хоть что-то. И не поможет один раз высказать — выскажи сто раз. По-другому нам никак, Эрин. Мы ведь ищем способ снова быть счастливыми, и найдем, никак иначе.

— Годы прошли, а ты все тот же. Упертый, наглый, уверенный, что все обязательно выйдет по-твоему, — пробормотала Эрин, поднимая голову и давая мне наконец позволение на настоящий поцелуй.

— И все такой же до перекоса крышняка влюбленный в тебя, детка.

Глава 21

Наши дни

Тысячи раз в своих мыслях и снах я говорила с Русом о нанесенной им обиде. До рождения Эрика это вообще было похоже на наваждение круглосуточное. Боль выжигала меня, как бы жестко я не запрещала себе думать о нем. Но во сне становилось только хуже, настолько, что просыпалась я с криком и в липком поту от этого кошмара.

Какой я только не была в этих навязчивых фантазиях и грезах. Презрительно и холодно высказывающей бывшему любимому, размазывающей его жестокими насмешками, чтобы осознал какое он ничтожество, заносчиво напоминала где его место. Орала, упрекала, била, плевала ему в лицо во сне. Пыталась-старалась выдрать из себя эту боль, хоть по чуть, хоть по одному ядовитому корню за раз, но ничего не выходило. Спас меня Эрик своим рождением, не дав рехнуться. И вот теперь я в реальности спокойно рассказывала Русу обо всем, что пережила, и осознавала,