Другая жизнь. Назад в СССР. - Михаил Васильевич Шелест

- И вы решили вину взвалить на меня? Что я подставил ей подножку? Вы с ума сошли?

- Да как ты смеешь?! – взъярилась Рагиня, но Светлана Яковлевна махнула на неё рукой.

- Он вправе задать такой вопрос, - сказала со вздохом директор.

- Я такого на себя наговаривать не буду, - упрямо сказал я. – Все видели, что было и как. Как, в конце концов, указка сломалась об пол и Людмила Давыдовна едва не пропорола меня её обломком. Быть бы мне тогда не только с проломленной башкой, но и наколотым, как бабочка на спичку.

- Как жук навозный, а не бабочка! – крикнула Рагиня.

- Это, извиняюсь, что с товарищем? – спросил я директора. – Не вызвать ли нам скорую психиатрическую помощь?

- Это тебе…

- Молчать! – крикнула директриса. – Выйдете вон, Надежда Петровна. Ничего вам поручить нельзя! Вечно вы со своими фобиями.

Рагиня, что-то бормоча, вышла из учительской, гневно хлопнув дверью.

- Ей нельзя работать с детьми, - сказал я. – Однако, я не понял на счёт следствия. Меня никто не допрашивал.

- Так, э-э-э, ты же немного не в себе был. А тут, вроде, неожиданно для всех, пришёл в себя…

- А-а-а… Пока я был не в себе, вы навешали всех чертей на меня, а теперь опасаетесь обратной реакции?

Я криво усмехнулся. Директор сидела понурившись.

- Дела-а-а… Пациент, не смотря на лечение, случайно выжил… А его уже и закопали… Вот так незадача. А как всё было продумано. Шелест остаётся не только дураком на всю оставшуюся короткую жизнь, но ещё и убийцей. И вообще, я сам прыгнул прямо головой в угол стола. Я ещё и - самоубийца.

Завуч потихоньку выскользнула из учительской.

- Сейчас прозвенит звонок, - сказала Светлана Яковлевна. – Пошли в директорскую. Там договорим.

Она решительно встала и вышла из кабинета, не взглянув на меня. Я тоже вышел. У окна напротив учительской стояла завуч и смотрела на улицу. Я шёл вслед за директрисой, словно, даже не в тумане, а в крахмальном киселе. И не видно ничего, и не слышно, ничего, и не идётся нихрена. В голове шумело.

- Они так тебя быстро снова в кому вгонят, - сказал внутренний голос. – Ты это… Давай прекращай так реагировать. Женщин, знаешь, почему мужчины ограничивали в правах?

- Почему, - продираясь сквозь тошноту, спросил я.

- Да потому, что они по своей натуре коварны и имеют более изворотливый и сложный ум. С ними нет возможности бороться «мирным путём». Мозг мужчины не может с ними тягаться. От них всегда надо ждать удара. Причём, именно в тот момент, когда ты расслаблен и чувствуешь себя героем. Ты же чувствовал себя героем? Как же, етить-колотить, спас учительницу! Герой! Так ведь было?!

- Так, - вздохнул я. – Кстати, ты мне напомнил.

- А вы знаете, Светлана Яковлевна, что во всех школах меня считают чуть ли не героем? – спросил я сразу, как вошёл в директорскую. Секретаря не было.

- С чего ты взял?

- А с того, что ко мне приходили ребята из секции, а они в других школах учатся, и говорили, что я молодец, что спас учительницу. Представляете? Все говорят одно, а вы говорите другое. Ни один следователь вам не поверит.

- Если ты скажешь, поверит, - прошептала директриса.

- Зря вы так, Светлана Яковлевна. Я был о вас лучшего мнения.

- Что ты себе позволяешь, Шелест?

- А вы что себе позволяете, Светлана Яковлевна? Вы ведь вовлекаете меня, вашего ученика в свой преступный сговор.

Директор поморщилась, словно съела что-то мерзкое.

- Я предлагаю забыть этот инцидент – предложил я. – А вам советую пересмотреть свои показания, чтобы не выглядеть, э-э-э, непригладно.

- Я могла ошибаться.

- Могла. И я обещаю, что ничего не скажу родителям, потому, что если они узнают, что вы меня совращали с пути истинного, тут такое начнётся… Я ведь ещё несовершеннолетний и моими представителями являются они. А они за честь своего сына пойдут до конца.

Светлана Яковлевна отмахнулась.

- Не надо меня пугать, Шелест.

- Да, Боже упаси. Только лишь констатация фактов.

Директор подняла на меня глаза.

- Ты точно в больнице лежал, а не на факультете юриспруденции повышал квалификацию?

- Пластину титановую показать? – спросил я.

Светлана Яковлевна вздохнула.

- Понимаешь, Миша, когда мы узнали о твоём состоянии, то сильно перепугались и за тебя, и за Людмилу Давыдовну, и за, чего скрывать, репутацию школы. Кому-то пришла такая мысль. Тебе уже, вроде как, всё равно, а Людмилу Давыдовну в тюрьму… Жалко её стало.

- Да, с чего вы взяли, что её нужно в тюрьму? В чём её вина?

- Она тебя потащила за собой, схватив левой рукой.

- Ничего подобного, - покрутил головой я. – Это я её схватил за левую руку сначала своей правой, а потом и левой рукой. Это я пытался её задержать и накрутил её на себя. Есть такой приём в борьбе, называется подножка с падением.

Директриса насторожилась от слова подножка, а я быстро поправил себя.

- Но это не та подножка, от которой она упала, а та, которая её спасла. Могу продемонстрировать на следственном эксперименте.

Светлана Яковлевна снова подозрительно посмотрела на меня.

- Ты, точно не готовился?

- Да, я вообще не думал, что такая коловерть тут закрутилась. Вот вы накрутили! Куда тут мне с моим самбо!

- У нас запрос из милиции обеспечить твой допрос, когда ты появишься в школе. Ты когда будешь готов?

- Прям таки допрос, а не опрос? – снова проявил я свою осведомлённость, основанную на знаниях «предка».

- Допрос-допрос, - покивала головой директриса. – Уголовное дело возбуждено по факту нанесения тяжких телесных повреждений с отягощающими последствиями.

- А кто виновный? В смысле - обвиняемый?

- Пока - неустановленное лицо. Ведь, теоретически, и я могла тебя толкнуть… Ты ведь не мог тогда своё веское слово сказать. Как сейчас. Там всего-то оставалось дело в суд отправить. Тебя-то и из комы вывели по просьбе следователя. А ты из комы вышел и волшебным образом ожил. Как принц из сказки. Врачи говорят, что только в сказках так и бывает. В жизни всё намного прозаичнее и грустнее с коматозниками.