Чёрная печать империи - Анастасия Разумовская

– Прекратите преследование Дарьи Романовны Трубецкой, – выпалил Лёша.

У него не было времени заранее обдумать речь.

– Вы беспокоитесь о своей любовнице? – холодно осведомился оборотень. – И для этого…

– О любимой женщине. Неважно. Для меня – важно, для вас – нет. Давайте говорить прямо, как дворянин с дворянином. Дарья Романовна – профессиональный жандарм, специалист высокого уровня, рассекретивший…

– Я в курсе. Алексей Иванович, думаю, вы знаете о запросе в Особый из Опричнины?

– Знаю.

– Тогда не тратьте моё время. Все достижения могут быть перечёркнуты государственной изменой. И вы это понимаете.

– Даша? Государственная измена? – Баев расхохотался. – Князь, вы… Послушайте, давайте устроим ведомственную проверку. Передайте дело в Особый отдел, это наша…

Лицо оборотня поскучнело.

– Капитан, я вас услышал. Мой ответ: нет. Дело Трубецкой останется в Опричнине.

Шаховской учтиво поклонился и повернулся, чтобы уходить.

– Даша просто наступила вам на хвост, господин оборотень, – зло выдохнул Лёша. – И вы испугались. Не закона, нет, вы ведь на́д законом. Испугались предстать перед глазами общества тем, кто вы есть на самом деле. Что вот это ваше внутреннее дерьмо всплывёт наружу.

Он летел со скалистого ущелья в бездну, летел со свистом. «А и похрен», – подумал зло и весело. Князь медленно обернулся. Глаза его зажглись золотом.

– И кто же я есть на самом деле, господин капитан?

– Вы, – с наслаждением произнёс Лёша, доставая сигарету и ломая её пальцами, – мерзкий ублюдок, кровосос на теле общества. Растлитель невинных девушек и убийца.

– И кого же я растлил, позвольте спросить?

– Серафиму Гавриловну Птицыну. Пообещали, обманули и…

– … отказался жениться. Вот же подлец какой, – Шаховской вдруг усмехнулся. – Но вы не думаете ли, Алексей Иванович, что в этом случае мы с вами – одного поля ягода? Или Дарья Романовна с вами живёт в честном браке? Просветите меня, если я ошибся, сделайте милость.

Баев вытаращился на него, поперхнулся и раскашлялся.

– Не смейте! Сравнивать вашу связь с несчастной Симой и наши отношения с Дарьей Романовной! – ему вдруг отчего-то понадобилось оправдаться, и почти против воли вырвалось: – Я люблю Трубецкую, а она – меня. И я от неё ничего не скрывал…

– Да-да. А я Серафиме Гавриловне ничего не обещал. В том, что Дарья Романовна стала вашей любовницей добровольно, я не сомневаюсь. Вот только сути это, Алексей Иванович, не меняет. Дарья Романовна вас любит? Охотно верю. Человек, жертвующий своей репутацией, а, следовательно, и карьерой, и положением в обществе, жертвующий возможностью обзавестись собственной семьёй и детьми, допустим, действительно любит. А вот относительно вас… Любит ли тот, кто принимает от любимого подобные жертвы?

Лёше показалось, что его ударили под дых. Он никогда не задумывался о таких вопросах. Не пытался понять, как всё это видит Даша, как это отражается на ней. Ему просто было хорошо рядом с ней, и ему казалось, что и ей – тоже. «Врёшь! Даша счастлива со мной!» – захотелось заорать, а потом ударить подлеца. В печень. В переносицу. В почки. Он почувствовал, как его затрясло от бешенства, и, прежде чем сделать невозвратную глупость, поспешил прохрипеть:

– Я вызываю вас на дуэль, князь.

И вдруг успокоился. «А ведь это, пожалуй, выход, – подумал холодно и рационально. – Моя смерть даст Даше шанс начать новую жизнь. Моя победа избавит её от смертельной угрозы». Князь минуты две молча созерцал противника. Потом поинтересовался:

– Вы осознаёте, что дуэли запрещены? Закон не различает убийство в честном поединке и любое другое. В случае если, неожиданно, вы меня убьёте, вас будут судить не как победителя, а как убийцу лица императорской крови.

– В курсе.

Шаховской посмотрел на капитана с любопытством, как на редкую зверюшку. Пожал плечами.

– Извольте. Когда и где?

– Шуваловский карьер. Завтра. Вам удобнее в шесть или семь?

– Стреляться, верно понимаю?

Лёха ухмыльнулся. Фехтование умерло ещё в позапрошлом веке. Да и саблей против оборотня… не вариант.

– Естественно.

– Тогда в одиннадцать, когда будет достаточно светло.

– О, да вы великодушны?

Князь пожал плечами:

– Мне всё равно, когда вас убить. Но пусть лучше вы это увидите. Честь имею.

Кивнул и вышел. Лёша подошёл к фонтану, окунул голову в чашу, выпрямился и встряхнулся. С души словно свалился безмерный груз.

«А ведь он прав, – вдруг подумал мужчина, глубоко вдыхая морозный воздух. – Прав. Я – такой же подонок, как и он. Я ведь пользовался любовью Дашки. Она, конечно, гордячка, не признается никогда, не попрекнёт, но… Ни семью не завести, ни женой быть, ни матерью… Да и… Скотина ты, Лёха».

– Прости, – прошептал он тихо. – Дашуня, мне просто очень нужна твоя любовь. Такая… преданная.

Возвращаться в салон просто не имело смысла. Баев глянул на время: начало восьмого. Можно пойти в кино, как раз шла премьера «Девочки из Иркутска», драма, боевик, эротика – то, что нужно. Но сначала… Алексей вытащил телефон, ткнул в избранные номера.

– Привет.

– Поздно уже, Лекс, – проворчал родной голос, даже через трубку пахнущий пирогами с вишней. – Ты не можешь завтра перезвонить? Я уже спать ложусь.

– Да, конечно. Мам, я только спросить хотел: ты как? Вот эти вспышки на солнце… бури магнитные?

А потом Лёша просто слушал, брёл мимо Симеона и Анны, медленно, глубоко вдыхая морозный воздух. Говорил привычное «угу» и «ух ты», задавал вопросы про всех, кого мог вспомнить: кузин, племянниц, соседей. И в груди ширилась и росла тёплая, нежная волна. Под ногами похрустывал снег – ночь обещала быть холодной. Как-то внезапно из темноты выплыл Инженерный замок, навис над Баевым своей башенкой, золотым штыком шпиля с наколотым на него чёрным небом в светлых розоватых тучах.

– Так а что ты звонил-то? – сварливо уточнила мать.

Ему хотелось сказать ей «спасибо» за пироги с вишней, за беззаботное детство, с непременным выездом в усадьбу, за её морщинистые руки, за… Но он понимал, что она бы разволновалась и непременно что-то почувствовала бы.

– Да мне тут премию выдали. Боюсь пропить. Скину тебе на карту?

– Дашке своей отдай. Она сбережёт.

Мать знала про их отношения и не одобряла их. Даша ей отчаянно не нравилась, казалась распутной девицей. Лично Трубецкую мать не видела, но: «порядочная девушка в постель с женатым