Фантастика 2025-103 - Сергей Благонравов

«Это точно не сон?»

Я огляделся. Небольшой кабинет с витражным окном, сквозь которое пробивались лучи закатного солнца. Вдоль стен – дубовые стеллажи, доверху забитые старинными фолиантами. В одном из них, за стеклом, беспорядочно лежали странные артефакты и колбы с мутными жидкостями. На тумбочке справа – скелет ящерицы, собранный с хирургической точностью.

Слева гудела аппаратура: монитор показывал скачущую линию моего пульса и какие-то непонятные графики. В левую руку была введена капельница. Ниже пояса – простыня, а под ней… провода.

Сердце ёкнуло.

Я резко дёрнул ногами – они слушались, но были слабыми, как после долгого сна.

Аппаратура запищала, когда я вытащил капельницу и начал стягивать простыню. Дверь распахнулась, и в кабинет вошла медсестра – высокая, с густыми каштановыми волосами, собранными в тугой пучок, и… очень выразительными формами, которые даже скромный медицинский халат не мог скрыть.

«Я жив. Пока у меня есть пошлые мысли – я точно жив», – с облегчением подумал я.

— Стойте! Вам нельзя вставать! – её голос был бархатистым, но твёрдым.

— В туалет, – честно признался я.

— Подождите, тут есть утка, – она наклонилась, заглядывая под кровать, и от этого движения халат натянулся ещё сильнее.

Мне стало ещё хуже.

Но все фантазии развеялись при виде металлического судна, которое она достала.

— Можно я дойду сам? – попросил я.

— Не положено, – покачала головой медсестра.

— Мне нужно по-настоящему. Пожалуйста.

Она вздохнула, достала телефон и набрала номер. На том конце раздался радостный возглас: «Да, теперь можно!»

— Профессор разрешил, – сказала она, аккуратно снимая простыню.

Под ней оказалась длинная сорочка… без трусов.

«Ну вот, теперь стесняться уже поздно», – подумал я, опираясь на её плечо.

Мы медленно дошли до неприметной двери. За ней – душевая кабина и унитаз.

— Вам помочь? – спросила она.

— Спасибо, я сам, – резко ответил я и закрыл дверь.

Осознав, что рубашка воняет потом, гарью и чем-то едким — наверное, последствиями взрыва, — я начал рыться по шкафчикам в поисках чего-нибудь чистого. В одном из ящиков нашлась серая хлопковая рубашка с биркой «Лаборатория №7». Чужая? Или моя? Память была кашей, но сейчас было не до размышлений.

Потом я целый час плескался в душе, смывая с себя липкий налет лекарств, крови и чего-то еще, чего не хотелось идентифицировать. Вода то обжигала, то леденила кожу — контрастный душ помогал прояснить сознание. Боже, как же он прекрасен. Каждая струя будто смывала не только грязь, но и остатки тумана в голове.

Выйдя из душа, я наконец разглядел себя в зеркале. Тело покрывала сеточка шрамов — тонких, почти прозрачных, но образующих замысловатый узор, будто кто-то аккуратно сшил меня из кусков. «Регенерация третьей стадии» — почему-то мелькнуло в голове. Похоже, при взрыве я действительно сильно пострадал. Но все вроде на месте. Руки-ноги целы, внутренние органы не вываливаются. Даже… «Даже то, что должно быть ниже пояса, в порядке», — с облегчением подумал я, бросив взгляд вниз.

Посвежевшим и в приподнятом настроении я вышел из туалетной комнаты — и тут же встретился взглядом с парой горящих фанатичных глаз. Глазами исследователя, который только что обнаружил новый вид бабочки и уже достал булавки.

— Рад видеть тебя в добром здравии, — сказал профессор Зильберштейн, поправляя очки. Его длинные пальцы нервно постукивали по планшету, где мигали какие-то графики.

— А я говорил — сработает! — гордо провозгласил профессор Беркоф, размахивая папкой с надписью «Проект "Феникс"».

— Что сработает? — взволнованно спросил я, чувствуя, как по спине пробежал холодок.

— Давайте я поясню, — вмешался Денис Петрович, лаборант с вечно усталым лицом. — Но наш подопытный недалекого ума, поэтому ему не понять ваш профессиональный язык.

Я сжал кулаки. «Подопытный»?

— У меня для тебя есть несколько новостей, — продолжил лаборант, игнорируя мой взгляд.

— Давайте с плохой, — процедил я.

— Ну… из плохого — только то, что ты провалялся в искусственной коме две недели.

— Две недели?! А чего так долго? Ольгу с того света вытянули меньше чем за неделю! — вырвалось у меня.

— Ну, ты же не дочь ректора, — усмехнулся Денис Петрович. — Это, во-первых. А во-вторых, ты сам согласился на эксперименты Беркофа. Вот он и предложил проверить свою теорию.

— Какую теорию?! — гневно выкрикнул я, чувствуя, как по телу разливается адреналин.

Лаборант вздохнул и жестом показал Беркофу, что объяснит сам.

— Смотри. Возьмем наших древних предков. Как они становились магами жизни? Как развивался их дар изначально?

— Ну… наверное, лечили себе подобных. Травами, заговорами, вливанием энергии… — предположил я.

— Именно так! — оживился лаборант. — Если ты хочешь быть врачом, ты тренируешься, леча других. Но у этого метода есть особенность. «От чего лечим, тем и болеем» — грустная поговорка врачей. Она означает, что себя лечить куда сложнее. А если постоянно лечить только самого себя, что будет?

Я задумался.

— Дар атрофируется? И сможешь лечить только себя?

— Снова верно! — воскликнул Беркоф, и в его глазах вспыхнул тот самый огонь безумного ученого. — Но в твоем случае… У тебя несколько зародышей силы, и один из них — биоэнергия. Прокачка её позволяет стимулировать ускоренную регенерацию. Поэтому, когда я увидел тебя всего переломанного после взрыва, то подумал: «Сам Бог благоволит к нам!»

— Вы… что, специально не лечили меня до конца?!

— Мы вводили тебе питательные растворы, поддерживали жизненные функции, но дали твоему телу восстановиться самому, — спокойно сказал Зильберштейн. — И вот результат: за две недели ты полностью излечился. Твой зародыш Жизненной силы почти догнал зародыш Тьмы. Еще пара таких травм — и будет баланс.

Я почувствовал, как кровь отливает от лица.

— А если бы ваша идея не сработала?

Профессор Беркоф улыбнулся и, глядя куда-то поверх моей головы, процитировал:

— «О, сколько нам открытий чудныхГотовят просвещенья дух,И Опыт, сын ошибок трудных,И Гений, парадоксов друг…»

— Вы рискнули моей жизнью ради эксперимента?!

— Ну… технически ты уже был при смерти, — пожал плечами Денис Петрович. — Так что, считай, мы тебя спасли.

В голове что-то щелкнуло.

«Значит, теперь я их подопытный кролик. Навсегда».

И самое страшное — я сам на это согласился.

— Что ты помнишь перед тем, как очнулся здесь? — спросил лаборант, записывая мои слова на