Золотое время - Ирина Сергеевна Богатырева

– Помолчи, Золна. Мне все еще нужно подумать.

В своей внутренней темноте я увидела бесконечную равнину, темную, вымороженную, пустую и безлюдную, и страшная, тяжелая тень стала подниматься из-за горизонта. Тень имела плоские рога на голове, они качались, подобно рогам у сохатых. Тень опустила голову, взрывая бесплодную пустошь.

Хели идут, поняла я. У богов тоже случилась война. Пока я сижу здесь, слушая россказни этой дурынды, которая хочет исправить то, чего исправить нельзя, у богов тоже случилась война. Значит, дело не в нашей камсе. И мор у них не от нашей камсы. Она и правда застряла там, но не она принесла беды. Зотан улетел к богам – вот от кого случился мор. Бесприютный, испуганный мальчик. Вот кто наделал у богов бед. Но как его унесло к ним? Почему крыло смогло промчаться вверх по течению Сэгэде?

И где мне его теперь искать?

– Его больше нет, Золна. Его нет ни среди живых, ни среди мертвых, потому что он улетел к богам. Это все равно что погибнуть. Он сгорел, Золна. Никто не может попасть к богам и не сгореть. Ты можешь его оплакать.

Она завыла. Я слышала, как ее ногти царапали стену печки.

– Его уже не вернешь. Все, что я могу, – это помочь ему найти дорогу в Буни.

Моя ладонь нырнула за пазуху и нащупала там два плоских камешка – два отпечатка левой детской ступни. Хели приближались. Теперь я видела, что теней много. Целое стадо, потерянное много лет назад, прокладывало себе путь – через чертог богов, через наши земли за реку, домой.

Но, может, я еще успею.

Бог солнца

Я никуда не поеду. Идиот я, что ли, чтобы вестись на бредни старого пердуна. Не поеду я никуда. Все равно же ничего там не найду. И никого.

Вечер субботы провел с матерью, походили по магазинам, посидели в кафе. Она цвела. Звонил Сереже по видео. Чтобы этот звонок состоялся, долго списывались, сын то не отвечал, то тянул, мол, занят, не знаю, когда смогу… Бабушке два слова скажи, и отстану, – написал, не выдержав, Ильдар. Ок, – был короткий ответ. Созвонились. Почти сразу передал матери трубку. Успел заметить, как сын осунулся, как возмужал. Мама говорила нарочито громко, скрывая дрожь голоса: как дела, как учеба, с языком все нормально, живешь где, что кушаешь, гулять ходишь, а девушку, девушку себе уже там нашел? Хорошо, сынок, учись! Будешь как папа. Сережа вежливо отключился. Через десять минут брякнуло сообщение: он просил денег.

Не поеду я никуда, думает Ильдар утром в воскресенье, пока мама снует по кухне, а Сабантуй трется у нее под ногами, бросая в его сторону недоверчивые взгляды. В окне несмело разворачивается весна, светит солнце, снег лежит на детской площадке проплешинами, на тротуаре большие черные лужи, в них купаются воробьи. Квартира матери на втором этаже хрущевки, тут маленький грязный двор, весь заставленный машинами, но почему-то уютно. Птичий гомон слышно в приоткрытые окна. Тянет свежим ветром.

– Ты не слышишь? Сегодня чем займешься? – спрашивает мать. – Может, к тете Але сходим? Она все время спрашивает про тебя. Ты ее, наверное, и не помнишь. Ангелина Алексеевна, мы в школе вместе работали.

– Мне надо кое-куда съездить, – выдает он неожиданно для себя.

– По работе?

– Да, мам. По работе. Извини, мне надо позвонить.

Встает и уходит в комнату. Набирает номер начальства – слушай, не в службу, а в дружбу, одолжи машину, скататься в одно место надо. Да матери кой с чем помочь. Спасибо, услужил.

Машина стоит под окном через сорок пять минут – ровно столько нужно, чтобы доехать сюда от завода. Водитель, молодой парень, смотрит подобострастно, выпрыгивает, услужливо открывает перед ним дверь.

– Ильдар Ниязович, я ведь ваш, можно сказать, фанат! Все ждал, когда вы на заводе появитесь, – говорит, возвращаясь на свое место и сразу трогаясь. – А как узнал, что вас везти, о прёт, думаю! Дадите автограф?

Они уже выруливают со двора на проспект.

– Адресок-то не забьешь в навигатор? – кивает Ильдар. – Или ты знаешь, куда ехать?

– Виноват. А мы не на завод разве? Диктуйте.

Ильдар диктует. Лицо у паренька меняется.

– Ого, два часа в одну сторону! Я ж это… думал…

– Маршрут перестроен, – говорит железный голос. – Поверните налево. На светофоре поверните налево.

Ильдар замечает раскрытый блокнот и ручку под лобовым.

– Здесь, что ли, расписаться?

– Ой, да. Вы… если не сложно…

– Как зовут?

– Кого? Меня?

– Как меня зовут, я еще помню.

Паренек смущенно смеется:

– Комаров! Можно Сережа.

– Как сына моего. Ты на дорогу смотри, Сережа.

Степь тянется за окном все два часа. Степь пегая – где пригрело, рыжая да черная, где холодно – еще белая. Изредка видны табуны низеньких бурятских лошадок. Глупость все это, ведь знаю же, не стоило ехать. Что за черт дернул? Если бы не Сережа Комаров, который молчать не умеет в принципе, настроение упало бы до нуля.

– Я ведь тоже хочу в летное. Вы как считаете, возьмут меня в моем возрасте?

– Эк у тебя и возраст!

– Не, ну правда? Не всю же жизнь баранку крутить. Это ладно, когда вас повозить или там из начальников кого, это лафа. А завтра шлют на «Шишиге» в тайгу. Какие-то там радиовышки, чего ли. Я сам ничего не знаю, мне точку дают, маршрут-квитанцию, и езжай.

– Да понятно, работа. Я ведь тоже, куда отправят, туда и лечу.

– Ваша-то работа поинтереснее будет. А что, страшно перед полетом?

– Нет. – Ильдар буднично пожимает плечами.

– Ну не страшно, а это – как правильно-то? Волнуетесь?

– Волнуешься, когда совсем первый вылет. Когда самолет только с чертежей сошел. А завтра будет просто штатный налет.

– Штатный-то штатный, но все равно же испытание.

– Испытание – это работа. Порой нудная. Тут проверить, там отследить отклик машины на нагрузки. – Ильдар сам не понимает, почему так хочется остудить этот молодой пыл. – И сейчас машина простая в налете, можно сказать, рабочая лошадка для грузовых перевозок в удаленные точки, в тайгу. Но хорошая. Крепкая лошадка.

Представляет, как уже завтра сядет в кабину, пахнущую свежим пластиком. Нет, не сразу сядет. Сперва обойдет, сам все проверит, охлопает борта. Как в детстве делал всякий раз с бабушкиной кобылой. Кобыла была старая и смирная, но он все равно всегда охлопывал и оглаживал, прежде чем сесть ей на спину, не то из ритуальных соображений, не то из уважения, не понимал сам.

– А вам не