Золотое время - Ирина Сергеевна Богатырева

руками прицепляя крыло, Зотан пытался вспомнить все, что рассказывал ему Варна про потоки теплых и холодных ветров, все, что сам понял, целое лето наблюдая за полетами коршунов. Он прочно укрепил торбу на шее, на живот повесил колчан со стрелами, лук пришлось пристроить через плечо, это было неудобно, но иначе не получалось. У него был с собой факел. Он сунул его в один из горшков и, когда огонь разгорелся, поднял вверх, дождался, когда новый порыв ветра полетит из тайги, заставив лиственницы дружно застонать, – и с криком прыгнул вниз.

Ветер подхватил его и понес.

Восторг опьянил. Зотан верещал и смеялся, он улюлюкал и голосил. Ветер нес его прямо на черное море на пустоши. Он летел не так быстро, как Варна зимой, но все равно слишком быстро, чтобы успеть сделать все, что планировал. Однако, вовремя опустив хвост, Зотан смог остановить этот стремительный полет. Крыло замедлилось, потом развернулось, и Зотан стал кружить над пустошью и разгоравшейся там войной, как черный гигантский коршун.

Это видели все люди внизу.

Это видели женщины в стане и среди них Золна, хотя она и не знала еще, кто там, в небе.

Это видел Мал, и сердце его дрогнуло.

Это увидел Варна. Как раз в это время он выскочил из лабаза, услышав боевые рога. Потом ветер донес голос Зотана.

Не веря себе, Варна поднял глаза.

– Летит! – закричал он с отчаянием.

– Летит! – закричала Злата с восторгом. Она стояла в дверях лабаза и не сводила глаз с кружащегося крыла.

– Летит! – верещал Зотан, и смеялся, и смахивал слезы от ветра свободной рукой.

Тайга, стан, родной дом детей рода Камлаков, темная поляна, где он различал кузню, берег реки и людское море, озаряемое неверными факелами, – все это медленно кружилось под ним. А над головой было только небо. Оказалось, отсюда, сверху, свет не уходит так быстро, как там, на земле, солнце еще было видно далеко за горизонтом, куда уходила, петляя, река, куда сбегала, растекаясь, тундра. Оно еще висело там, и небо было пепельно-алым, глубоким и страшным. Зотан не видел его таким никогда.

Но любоваться было некогда. На следующем витке, когда внизу показалось человеческое море, он достал первый горшок из торбы и с хохотом запустил его вниз.

– За ильчинов! – закричал он.

Горшок ахнул на землю, разлетелся осколками и огненными брызгами. Кони и олени прянули в стороны, теряя седоков.

– Оборотень! – раздался крик среди ильчи. – Человек-коршун!

Давя друг друга, они принялись поворачивать лошадей к броду.

Угли из горшка зажгли траву, алая полоса встала на пустоши. Зотан хохотал.

– За отца! – крикнул он, пролетая второй раз, и второй горшок полетел сверху.

Теперь он попал во всадника, тот охнул наземь, шкура, укрывавшая лошадь, загорелась. Раздувая пламя, лошадь понеслась, пугая остальных коней и не давая им спуститься к воде. В этот момент стрела просвистела прямо возле крыла и едва не задела его. Это Мал взял себя в руки. Как бы он ни боялся оборотней, они смертны, это он точно знал. Коня он давно потерял. Встав твердо посреди человеческого ужаса, он натянул тетиву снова, целя в Зотана.

Крыло ушло на большую дугу и пролетало над тайгою.

– Стреляй, – сказал Варна на поляне у кузни.

Хромая, он подошел к Злате и протянул лук с единственной стрелой. Злата только что спустилась из лабаза и, чувствуя, как восторг душит ее до слез, следила за кругами крыла.

– Ты что? – Не веря ушам, она перевела взгляд на него. – Это же Зотан!

– Именно поэтому. Стреляй.

– Ты сошел с ума! Я не буду.

– Тогда я выстрелю сам. Но я могу не попасть в хвост. Я могу попасть в сына. Поэтому стреляй ты.

Она все поняла. Посмотрела ему в глаза, полные решительности и невозможной тоски, взяла лук и натянула тетиву.

В сумерках крыло казалось щепкой. Влекомая последними потоками теплого ветра перед холодной ночью, эта щепка плавно кружилась в небе. Злата только сейчас заметила, что к ночи ветер в тайге стих. Земля остывала. Щепка медленно опускалась все ниже. Она уже вылетела от тайги, она уже приближалась к пустоши – разбитой, горящей, где почти не осталось людей.

Зотан достал третий горшок.

– За Варну! – крикнул он, и тут почувствовал сильный толчок в спину.

Крыло завертелось. Торба опрокинулась, и оставшиеся горшки посыпались на землю. Туда же полетели стрелы, высыпавшись из опрокинутого колчана. Кувыркаясь, ухнул вниз кусок вяленого мяса, который он не успел съесть перед вылетом. Лук зацепился за крыло и больно врезался в плечо.

– Мама! – закричал Зотан.

Мал и Мала одновременно опустили пустые луки. Кто из них и куда попал, ни он, ни она не видели.

Раскрученное крыло вдруг выпрямилось и на невообразимой скорости, снижаясь, улетело за горизонт, где горело ало-пепельное солнце.

В стане в это время страшным голосом завыла обезумевшая Золна.

Она одна все поняла.

– Верни мне сына! Верни живым или мертвым! – голосила она на следующий день, обнимая мои ноги. – Это все он, это Варна, собака! Я проклинаю его! Пусть черви сожрут его труп!

– Помолчи! – прикрикнула я. – Мне нужна тишина, чтобы подумать. Отойди от меня.

Золна послушно отцепилась от моих ног и отошла к печке.

– О добросердечная! Верни мне сына… – еле слышно скулила она оттуда.

От ее долгого рассказа в голове у меня шумело. Какие-то яркие вспышки мелькали перед глазами. Хотелось пить. Я поднялась, чтобы зачерпнуть воды в ведре у двери, и чуть не упала: ноги оказались спутаны жильным ремнем. Слушая Золну, я и не заметила, как она меня связала.

– Что ты задумала? Немедленно развяжи! Ты за этим пришла сюда?

– Я давно догадалась, что ты слепая, – все еще всхлипывая, но уже спокойно сказала Золна. – Надо же было проверить. Ты слепая, как мышь, которой дети вырезали глаза, чтобы она не могла убежать, теперь я это точно знаю. Но ты не бойся, я никому не выдам твою тайну. Я даже обещаю приносить тебе еду, я пришлю тебе лучшую свою служанку, чтобы она ходила за тобой. Только верни моего сына.

– Его нет в Буни, – сказала я, шаря по столу – где-то там лежал нож.

Зотан-мертвый, все это время стоявший за плечом жены – его я видела хорошо, в отличие от самой Золны, – скорбно наклонил голову. Он молчал, страшное горе отпечаталось на его лице. Ему и не надо было ничего говорить.

– Я знаю, что его нет в Буни. Мертвый муж мне сказал. Но где же он? Где мой мальчик?