Золотое время - Ирина Сергеевна Богатырева

Золна чувствовала, как к ней приближается старость. Еще два, от силы три года – и красота ее увянет. Она никому не будет нужна ни у Камлаков, ни у Пырра, ни даже у родни, у Тойгонов. А как жить без подарков и без мужчин, она представить себе не могла. Чем заниматься, если она ничего не умела.

Князь сказал, что это все – ее жизнь и Камлаки больше над ней не имеют власти. Дом свой она могла оставить сыну. Уйти ей следовало за три дня.

Сын! – ахнула Золна. И велела служанкам найти его.

Они поймали его, когда он шел в кузню. Он был рослый и крепкий малый, каждый день работал с Варной, помогая ему, и считал его отцом, хоть и знал, что тот ему дядя. Но Варна вырастил его и воспитал. Он обучил его кузнечному делу. Он вырезал ему игрушки, когда тот был маленький, он сковал для него первый детский ножичек, он учил его стрелять из лука, хоть и сам не очень хорошо это умел. Из всех людей сын видел Варну чаще других и знал его лучше других. И про свадьбу Варны со Златой он тоже узнал первым. Он подарил им гарпун для ловли рыбы, который выковал сам. Он уже хорошо умел делать разные вещи, и Варна часто отдавал ему заказы и поручал работу. Он был верным другом Варны. Звали его Зотан, как и его отца. У него было большое сердце.

У него было большое сердце, и этого сердца хватало на всех вокруг – он любил людей, не видел в них дурного, всем готов был помочь. Он был похож на Варну, как будто тот и правда был ему отцом. Люди любили Зотана, как и Варну. Не так давно Золна вдруг разглядела, каким чудесным юношей вырос ее сын, и испытала первое материнское чувство – это была гордость. Она стала приглашать его в свой дом, угощать и показывать гостям, чтобы те тоже восхитились и одарили его. Зотан и к ней относился хорошо, как ко всем людям. И Золна чувствовала, понимала, что он, единственный из всех людей, относится к ней так не потому, что она что-то может дать ему, а просто. Ни за что. Потому что таков был Зотан.

Но когда служанки привели его, он растерялся. Он увидел мать – зареванную, простоволосую, полуодетую, жалкую, как будто бы кто-то надругался над ней, и сердце его сжалось.

– О сын! Входи! Отныне это твой дом. Ты здесь хозяин, живи. Я уйду. Я скоро уйду, и пусть тайга поглотит меня!

– Куда уйдете, мама? Зачем уйдете?

Зотан ничего не понимал.

– Они выгнали меня! Варна спутался с этой собакой, с ильчи, а меня выгнал! У меня больше нет дома! Теперь этот дом твой. Ты можешь больше не жить с другими детьми Камлаков, сын. А я, твоя мать, завтра уйду, позволь мне только скарб забрать.

Сердце Зотана сжалось.

– Живите, мама. Мне не нужен дом. Мне хорошо с детьми. А потом я и сам себе…

– Нет-нет! Не говори ничего! Я не могу принять от тебя такого дара. Если меня выгнали, если я больше здесь не нужна…

Она голосила, пока Зотан трижды не повторил, что оставляет дом ей, пока не принялся ее успокаивать, обещая заботиться до конца ее дней.

Золна прекрасно знала, что услышит эти слова. Но этого ей было мало. Она хотела не просто жить – она хотела жить так же, как раньше. Чтобы к ней ходили мужчины, и она не знала работы сложнее, чем расшивать бисером кисеты и собирать туда свои волшебные сборы.

Но она не могла этого сказать сыну. Поэтому, сделав вид, что он ее успокоил, она проговорила:

– О сын. Именем твоего отца, которое ты носишь, заклинаю: пойди к Варне и вели выгнать эту собаку ильчи. Пусть живет, как жил раньше. А меня считает своей женой.

– Что вы говорите, мама! – ужаснулся Зотан, чувствуя, как впутывается в липкую паутину. – Я не могу о таком просить Варну. Злата – его жена.

– Я тоже жена! Он должен выгнать ее, а не меня!

– Он не выгонял вас, мама. Варна сказал мне, что не будет больше кормить вас, вот и все. Теперь я буду это делать, я сумею. И живите в этом доме, никто вас не тронет.

Он попятился к двери.

– Я пойду, мама. Варна меня позвал, мы с ним сегодня крылья делать будем.

– Какие еще крылья! Стой!

Она прыгнула к нему, как волчица, но Зотан выскользнул за дверь и был таков.

– Вот как ты относишься к матери! Все вы хороши! Воспитала щенка! – рыдала Золна, совершенно забыв, что не воспитывала его ни дня. В своем горе она искренне жалела себя и честно верила, что была хорошей матерью и женой.

Наконец, нарыдавшись вдоволь и разбив всю посуду, которую было не жалко, она поняла, что осталось только одно.

Вечером, в сумерках, она вышла на зады дома, за оленную клеть. Поймала лучшего оленя и сцедила кровь у него из шейной жилы. Развела большой костер и накормила его этой кровью. Остатками обрызгала все вокруг и вымазала себе лицо и руки. Разложила перед огнем десяток сушеных голов мелких рыбешек. Села и стала ждать.

Она ждала Зотана. Не получилось с одним – должно получиться с другим.

И он появился. Когда костер прогорел, Золна увидела в дыму, как метель заметает с той стороны, – из ее вихря вышел Зотан-мертвый. Такой же, как был тринадцать лет назад, когда она последний раз видела его, когда отправляла на войну за шубами и браслетами. Он был молод, силен, высокий и статный мужчина. Теперь он был на десять лет моложе ее, хоть раньше был на три года старше. Он сел на чурбак с той стороны костра. Смотрел на нее с ухмылкой. Он был странно одет, но это ее не смутило – мало ли что носят мертвые. Из-за голенища сапога достал сигарету и спички, чиркнул, закурил, прикрываясь рукой. Метель бушевала за его спиной, снег ложился на плечи и не таял.

– Ну, здравствуй, что ли. Сто лет не видались. Чего звала? – спросил мертвый, выдохнув дым. Его сразу же унесло ветром, которого Золна не чувствовала.

– Здравствуй, Зотан. Покушай сначала. – И она стала кидать в костер одну за одной рыбьи головы. Зотан-мертвый ловко ловил их. Поймав все, оценивающе взвесил в ладони.

– Спасибо. Будет на что курево выменять. Так что тебе надо? Знаю,