Золотое время - Ирина Сергеевна Богатырева

И она скользит обратно.

– Настя, вы выходили? Кто там был? – донеслось до меня, пока она не закрыла дверь за собой.

– Курьер к соседям, двери перепутал.

– Вы с ним говорили? Он был в маске?

– Все нормально, Аркадий Владимирович, я не подходила близко. И курьеры все привитые, это же известно…

Дверь захлопывается, и я больше их не слышу. Вызываю лифт. Иду искать белого кролика.

Чертог богов пуст. Улицы пусты, машин почти нет на дорогах. Редкие боги идут в масках, сжавшись, держась поближе к стенам зданий, как будто их кто-нибудь вот-вот схватит и утащит. Что случилось? Какая катастрофа произошла у богов? И при чем тут наша камса?

Я иду по большому проспекту. Со мной только ветер с реки. Я не вижу реки, но я чую ее запах. Большая, быстрая река, она вытекает из Великого озера. Я знаю про это, хотя никогда там не была: у богов есть озеро размером с наш мир, на южном берегу не видно северного. Все реки втекают в него и лишь одна вытекает. Великое озеро, великая река. Надо спросить у Матери, какое у реки этой имя.

Из-за поворота выезжает небольшая, почти круглая машина, у нее на крыше стоит железный раструб, и он говорит человеческим голосом:

– Внимание, в связи с чрезвычайной эпидемиологической обстановкой Минздрав России настоятельно рекомендует не выходить на улицы, не посещать места скопления населения. Пользуйтесь индивидуальными средствами защиты. Бесплатная вакцинация проходит во всех районных поликлиниках. Внимание…

Машина едет медленно, ее голос удаляется вверх по проспекту. Я замечаю, что иду за ней следом, как вдруг в глаза мне бросается белый кролик.

Он нарисован на каменном заборе, возле самой земли. Проследив за ним, я вижу еще одного – уже на углу здания, к которому забор примыкает. Иду туда – кролик прыгает и оказывается возле коричневой двери, ниже уровня земли. Две ступени ведут к ней. Кролик уже скрылся в этой двери – только белый хвостик торчит. Я тяну дверь. Она закрыта. Я осматриваюсь в поисках кнопки. Она находится в стороне. Но прежде чем я успеваю ее нажать, сзади кто-то подходит и нажимает первым.

Что-то трещит над кнопкой, потом мужской голос говорит:

– Пароль.

– Алиса в бардо, – отвечает со смехом бог, стоящий у меня за спиной.

– Проходи, – слышится из кнопки, дверь пищит и слегка приоткрывается.

– Вы заходите? – спрашивают меня из-за спины. От неожиданности я отпрядываю в сторону. Оборачиваюсь и гляжу на него.

И вмиг забываю все. Забываю, как говорить и дышать. Только стою и смотрю, прижавшись в узком проходе, как спускается вниз по лестнице солнечный бог, ясноликий бог, самый желанный – Анарта, бог любви.

Он увидел меня, стучит в моей голове. Анарта – мой бог, оказывается.

А он уже скрывается за дверью, и она вот-вот захлопнется. В последний миг я бросаюсь вниз и просачиваюсь в щель.

Мы попадаем в тесный, низкий, темный коридор. Горят красные лампочки, и странным, синюшным светом сияют белые кролики – они теперь везде: внизу, наверху, они бегут вперед, они сидят и смотрят на нас, они почесывают лапками пушистые уши. Мне не по себе в этом подземелье, будто я снова провалилась в нору камсы в Буни, но Анарта смело идет вперед, и я иду следом за ним.

Мы входим в большой зал с каменным сводчатым потолком. Тут тоже полутемно и тоже красные лампочки. Зал пустой, много столов, и за ними никто не сидит. Только у стены, где большая деревянная стойка, горят гирлянды и светятся стаканы и бутылки, – там стоит высокий мужчина. Он приветствует Анарту, они ударяют кулаком в кулак.

– Сашок, давно не виделись, – говорит мужчина. – Как ты? Что, сейчас ни учебы, ничего?

– Щаз! Сплошная практика! В больницах персонала не хватает, студентов берут, волонтеров.

– Ого! – качает головой мужчина. – Прям туда, на передовую? Тебе как всегда?

– Ага, давай. Ты про красную зону? Не, я не там. Я же на хирурга учусь, так вот меня сразу – в детскую хирургию. Оттуда санитаров всех – в красную, а кому-то же надо работать, помогать.

– И как? Есть работа сейчас?

Мужчина опрокидывает две бутылки в большой стакан, смотрит, как стекает жидкость. Наливает вровень с краем. Чиркает спичкой, подносит огонь – синие язычки пляшут на поверхности жидкости в стакане.

Оба с веселым блеском в глазах смотрят на огонь, пока тот не отплясал. Еще язычки то и дело вспыхивают, а Анарта уже пьет залпом.

Анарта – солнечный бог, он пьет огонь, оказывается.

Я сухо сглатываю. Горло у меня перехватывает.

– Ух! – Анарта жмурится и надолго замолкает.

Мужчина за стойкой ухмыляется:

– Ты как водку.

– Да и ладно! – Анарта хлопает по стойке стаканом.

– Еще?

– Не, хватит.

– Пива? Чипсов? Фисташки? Картошка фри вот только-только готова.

– Давай. И светлого. – Мужчина отворачивается, а Анарта продолжает: – Работа – да, еще та. Сколько я там всего за месяц насмотрелся! Сейчас же все по домам сидят, даже гулять не ходят. Думаешь такой: ну и хорошо, дома-то травм не будет. Куда там! Привозят таких… Кто кипятком облился, кто ножом на кухне играл, кому старший брат на голову кастрюлю надел и снять всей семьей не могут.

– И тоже к вам?

– А куда еще? Вызывают скорую, скорая – к нам. И снимай как знаешь.

– И что вы делаете?

– Ой, чего только не делаем…

Мужчина ставит перед ним большой бокал с пеной. Анарта медленно прихлебывает.

– Я одного не люблю, – говорит, облизав губы. – Когда они из окна выпадают. Ты знаешь, сколько детишек из окон выпадает! Особенно сейчас. И ведь маленькие все, от года до пяти. Они как ходить начинают, везде лезут. Это жесть!

– Да, можно представить.

– Лучше не представлять.

Анарта – бог-лекарь, бог-утешитель, детский бог. Я всегда это знала. Но никогда не могла и подумать, что увижу его. Стою в стороне, в темноте и не свожу с него глаз. Он красив, как мой Варна, невысокий, поджарый и легкий. На нем новая, чистая одежда, белая обувь, его черные волосы коротко стрижены, а за левым ухом, пониже к шее, небольшая татуировка, яркая и свежая – какое-то животное, я не могу разглядеть в полумраке. Он молодой, совсем юный. Он медленно пьет, обводит глазами зал. Глаза уже слегка подернулись туманом, таким же синеватым, как язычки огня в его первом стакане. Мужчина за стойкой звенит посудой, отвернувшись. Анарта встречает меня взглядом.

– А