Дневник времён заразы - Яцек Пекара

я веду вполне здоровую жизнь. Наконец мы подошли к следующей церкви, и уже издалека видели поднимающийся оттуда дым и чувствовали резкий запах горящих дров. Войдя за ограду, мы ясно разглядели, как от кирпичного здания поднимается столб тёмно-серого дыма, ровной колонной уходящий в безоблачное небо.

— Что это творится? — нахмурился Баум. — Неужели какая-то святотатственная рука подожгла храм?

— Нет, нет, — рассмеялся я. — Разве священник стал бы танцевать у такого огня?

— А, это священник… Точно.

Мы приблизились, с некоторой тревогой заметив, что пламя действительно велико, а снопы искр целыми стаями несутся в небо. По срубленным под корень стволам старых берёз, что прежде окружали церковь, я понял, откуда взялось столько дров для этого огромного костра. Истребление деревьев, вероятно, произошло под водительством местного священника, который теперь командовал толпой, окружившей огонь. Несколько мужчин стояли с большими полотнищами в руках и яростно размахивали ими, направляя густой, едкий дым на ряд людей, широко раскрывавших рты.

— Поразительно, — сказал я.

— А, я знаю, — Баум хлопнул себя по лбу.

— Что знаете?

— Слышал об этой идее. Они верят, что кашлюха вызывается парами ядовитого тумана, оседающего в груди человека, — объяснил он. — Дым от берёзовых дров осушает этот туман, и человек чудесным образом выздоравливает.

Я посмотрел на мужчину, которого терзал ужасный приступ кашля: он катался по земле, хрипел, задыхался и хватался за грудь.

— Этот вот совсем не выглядит, будто чудесно выздоравливает, — заметил я.

Аптекарь вздрогнул.

— То, что они делают, чертовски глупо, но, кажется, не кощунственно, верно?

Я покачал головой.

— Верно. Пойдёмте отсюда, пока не пропахли дымом с ног до головы. Надеюсь, стража заставит их потушить этот костёр, а то… — Я ещё раз взглянул на высоко летящие снопы искр. — Ещё беда какая выйдет.

— А вы? Не можете приказать им загасить огонь?

— Могу, — ответил я. — Но эти люди так горят верой в правоту своего дела, что меня не послушают. А заставить такую толпу подчиниться моей воле я не в силах. Так что я только подорвал бы авторитет Святого Официума, отдав приказ, который не могу исполнить.

Баум задумался, а затем кивнул.

— Пожалуй, так, — сказал он.

Мы вышли за церковную ограду.

— И всё? — с надеждой спросил аптекарь.

— Пора в винный погребок, — решил я.

— Слава Богу, — сказал он с искренней радостью и явным облегчением.

Настроение у него тут же улучшилось настолько, что он снова начал болтать. Видно, не только вино развязывало язык, но и само ожидание, что скоро можно будет его выпить.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

МАЛЮТКИ-ДЬЯВОЛЯТА БАУМА

Мы неспешно направлялись к некой винной лавке, где Баум прежде не бывал, а я знал её по тому, что туда не пускали всякий сброд, и потому была надежда, что мы сможем насладиться вином в обществе почтенных горожан, а не каких-нибудь пьяных бродяг, что извергают на сапоги свои и всякого, кто окажется рядом. Как я уже упоминал, Баум вдруг воспылал желанием побеседовать.

— Видите ли, мастер Маддердин, — начал он, — после долгих лет наблюдений за больными я пришел к выводу, что не какие-то там миазмы или испарения повинны в болезнях, терзающих род людской, а вовсе невидимые глазу твари, что витают в воздухе. И невидимы они не потому, что наделены некой магической силой, а оттого, что до чрезвычайности малы.

— Словно мошки, что садятся на фрукты, — вставил я.

— Вовсе нет! — воскликнул он. — Представьте себе такую мошку, о которой вы упомянули. У неё ведь есть ноги, верно?

— Несомненно, — ответил я осторожно.

— А на каждой из этих ног, если присмотреться очень близко и весьма внимательно, можно разглядеть волоски. Вы знали об этом?

— Простите, но до сего дня я не считал нужным вглядываться в ноги мух в своей работе инквизитора, — отозвался я.

— А теперь вообразите, что один-единственный волосок с ноги такой мухи оторвался и парит в воздухе, уносимый порывами ветра. Смогли бы вы его разглядеть?

Я покачал головой.

— Нет, ни за что, — сказал я.

— Вот именно! — воскликнул он, довольный, и хлопнул в ладоши. — А теперь представьте, что в мире тех тварей, о которых я говорю, этот волосок был бы подобен дому для людей, что прогуливаются в тени его стен.

Я надолго замолчал.

— Следите за ходом моих мыслей? — спросил он наконец.

— Слежу, господин Баум. Только размышляю над тем, что означает ваша мысль о существовании целого огромного мира крохотных тварей, враждебных нам, но скрытых от нашего взора. Словно мало нам демонов, что терзают род людской…

— Нет, не думайте так! — воскликнул он. — Не думайте, упаси Господь, что эти твари намеренно нам враждебны! Ведь если ветер поднимет облако пыли на песчаной дороге и эта пыль вас задушит, разве это значит, что ветер и пыль желали вашей погибели? Нет, это лишь законы природы, и ничего более.

— Понимаю, — кивнул я. — Но едва ли людям понравится мысль, что вокруг них витает нечто, способное их убить, и это нечто они не могут даже разглядеть, не говоря уже о том, чтобы защититься от этих… тварей.

— А что до названия, которое, как я ясно слышал, вы пытались подобрать в уме для этих созданий, то я решил именовать их малютками-дьяволятами Баума.

Я расхохотался и остановился.

— Господин Баум, вы вообще себя слышите? — взглянул я на него с укоризной. — Малютки-дьяволята Баума? Что это за название такое? Если вы опубликуете свои откровения, все ученые доктора со всего света будут потешаться над вами!

— Вы так считаете? — удивлённо посмотрел он на меня. — Мне это вовсе не кажется смешным…

— Вы хотите сказать, что словосочетание «малютки-дьяволята Баума» не звучит для вас комично? — переспросил я недоверчиво.

— Нет… — он покачал головой. — Совсем нет.

— Видимо, вы так привыкли к этому названию, что его поразительный комизм от вас ускользает, — пожал я плечами. — И учтите, я говорю не о той смешливости, что вызывает добрый смех и симпатию к шутнику, а о сочетании слов, которое рождает лишь насмешки и глумление.

— Вот как, — огорчённо произнёс Баум, и я видел, что мои слова стали для него новым взглядом на дело. — Что же вы посоветуете в таком случае? Ведь, знаете ли, — он покосился на меня, — критиковать чужое творение всегда проще, чем создать своё.

— Ну, могу предложить кое-что для размышления, — сказал я, задумавшись на миг. — Во-первых, и это главное, назовите свои выдуманные создания на латыни — это всегда звучит учёно и заставляет простолюдинов, вместо того чтобы смеяться, с восхищением засовывать большие пальцы в рот и хмурить брови.

Баум вздохнул.

— Во-вторых, — продолжал я, — избегайте