Дневник времён заразы - Яцек Пекара

любых намёков на дьявола, демонов или сатанинские силы. Зачем вам это? Хотите снова оказаться на допросе у Святого Официума? Мало вам было одного раза за нашим столом пыток? Хотите ввязываться в теологические споры вместо биологических?

На этот раз он горячо закивал.

— Пусть ваши воображаемые твари зовутся… — я вновь умолк на мгновение, — например, micro vipera volantes. И дайте людям думать, что этих невидимых гадюк множество видов, и каждая из них жалит своим ядом — иногда смертельным, а иногда лишь слегка вредоносным.

— Micro vipera volantes, — повторил он. — Как-то не запоминается, — добавил с упрёком и разочарованием.

— О, согласен, ваши «малютки-дьяволята Баума» куда лучше врезаются в память. Вопрос лишь в том, поймут ли люди это название так, как вам бы того хотелось.

— Эх, — только и вздохнул он.

Мы добрались до винной лавки, что величаво именовалась «У Святого Мартина», ибо этот святой, как известно, покровитель виноградников и виноделов. На стене красовалась большая вывеска: «Кто Святого Мартина о милости просит, того похмелье не скосит». Я покачал головой.

— Если бы это было правдой, можно было бы даже простить эти ужасные рифмы, — заметил я.

У входа стоял угрюмый, потный детина, чья задача, судя по всему, заключалась в отборе гостей. Тех, кого он счёл достойными, встречал улыбкой и добрым словом, а тех, кого причислял к сброду, — презрительным рыком. А если те слишком напрашивались, могли схлопотать пинок под зад или кулаком по уху. Мы вошли внутрь. В лавке, как и следовало ожидать, было душно и жарко, но в сравнении с «Поющим Козлом» здесь казалось чисто и просторно, а гости были одеты куда приличнее. К слову, и цены на здешние напитки были заметно выше. Впрочем, раз угощал Баум, меня это не слишком волновало.

Мы отыскали столик у дальней стены и, проходя к нему, миновали троих нарядно одетых горожан, которые прервали беседу и возлияния, ибо все трое были заняты кашлем, отхаркиванием, хрипом и чиханием.

— В приличное заведение следовало бы пускать только тех, кто не страдает кашлюхой, — с отвращением заметил Баум.

Мы сели, и сидевший рядом мужчина повернулся к нам. Пальцы его были испачканы чернилами, перед ним стоял чернильный прибор, лежало гусиное перо и стопка густо исписанных листов.

— Мастер Маддердин и мастер Баум, — сказал он с улыбкой. — Как же приятно видеть вас обоих в добром здравии и столь дружеской компании. Позвольте представиться: я Гиацинт Беккер, мастер пера, неподражаемый стилист, ритор и демагог. Человек, который может сказать о себе, что так искусно задевает струны человеческих душ, что все мужчины хотят быть им, а все женщины — быть с ним. — Он улыбнулся ещё шире.

— И при этом человек поразительной скромности, — пробормотал я.

— Но прежде всего ваш покорный слуга, преданный и смиренный, — он приложил правую руку к сердцу. — Скажите, почтенные мастера, не желаете ли узнать, что ждёт вас в будущем?

Я понятия не имел, кто этот человек, но он вёл себя так, словно знал нас и даже питал к нам симпатию.

— Вы утверждаете, будто знаете, какая судьба ждёт людей? Отвечу вам, что этого не знает никто, кроме Бога Всемогущего, — сказал я.

Он посмотрел на меня с насмешкой.

— Неужели? Взгляните-ка, сделайте милость, на тех трёх кашляющих господ. — Он кивнул в сторону горожан, которых я и сам с любопытством разглядывал. — Один из них умрёт от болезни послезавтра, второй покинет этот мир через четыре дня, а третий переживёт их обоих. Он выздоровеет и так обрадуется своему внезапному счастью, что через несколько дней напьётся до беспамятства, соскользнёт с набережной и утонет. Так и будет, я знаю это точно, и ничего уже не изменится.

— Вы не можете знать ничего наверняка, — посмотрел я на него сурово. — Подобные утверждения подрывают всемогущество Господа нашего. Ибо Бог в любой миг по своему усмотрению может изменить людскую судьбу: сокрушить человека, спасти его или сперва сокрушить, чтобы затем возвысить в славе.

Писарь пожал плечами, ничуть не смущённый моей отповедью.

— Можете говорить что угодно, а я знаю своё. Всё произойдёт так, как я сказал. Всё уже записано, видите?

Грязным от чернил пальцем он указал на строку текста, и я без труда прочёл её, хоть она и была перевёрнута. Она гласила: Один из них умрёт от болезни послезавтра, второй покинет этот мир через четыре дня, а третий переживёт их обоих. Он выздоровеет и так обрадуется своему внезапному счастью, что через несколько дней напьётся до беспамятства, соскользнёт с набережной и утонет.

Он постучал пальцем по столу.

— Вот видите, — сказал он, — всё уже решено, и события пойдут точно так, как записано. Мне даже не слишком жаль этих людей, — вздохнул он и пожал плечами. — Ведь я не знаю, кто они, не знаю их имён и не ведаю, будет ли их уход проклятием, благословением или вовсе ничтожным событием для мира. А вы сами скоро, через минуту, забудете обо мне, а чуть позже забудете и об этих кашляющих людях. И займетесь своими бедами, которых, как я полагаю, в эти смутные времена у вас предостаточно.

Я внимательно посмотрел на него.

— Не забуду о вас, поверьте, — сказал я. — К тому же у меня такое чувство, будто я вас уже где-то видел, — добавил я задумчиво.

Я хотел ещё что-то сказать, но вдруг за моей спиной раздался громкий треск, звон, а за ними — яростные крики, смех и грубая брань. Я резко обернулся. Что ж, оказалось, несмотря на то, что винная лавка, как я упоминал, была вполне приличной, один из гостей всё же затеял ссору. Но его быстро схватили за шиворот и вышвырнули на улицу, а следом полетел и его товарищ, слишком рьяно заступавшийся за друга.

— Быстро, ловко, без лишних хлопот. Молодцы, — кивнул я одобрительно.

Затем я взглянул на аптекаря.

— О чём мы говорили?

— Мы ещё не начали здесь беседовать, — удивился он. — Разве что вы имеете в виду нашу беседу на улице?

— Нет, нет, — я посмотрел на пустой столик рядом и нахмурился. — Мне показалось, что я только что с кем-то говорил. — Я глубоко вздохнул. — Эх, эта жара, только голову туманит.

Слуга поставил перед нами кувшин белого вина и два высоких оловянных кубка, которые, к моему удивлению, были чистыми и даже блестели.

— Из таких сосудов пить одно удовольствие.

Мы молча осушили по кубку, а затем, чтобы как следует подготовить язык и уста к дальнейшей беседе, быстро добавили ещё по порции холодного вина.

— Позвольте спросить… — Баум глубоко вздохнул. — Вам не