Месяц светит по просьбе сердца моего - Пим Вантэчават

Над матерью склоняется мужчина, которому на вид чуть за пятьдесят, у него каштановые волосы и русая борода. На нем очки, и всем своим видом он выражает нетерпение. Учитель, думает Ева.

Ева долго смотрит, как учитель методично объясняет матери, как писать типичный английский пейзаж. Несколько деревьев, разбросанных тут и там. Море вдалеке. Небольшой домик.

Мать ерзает на стуле. Каждый мазок кисти выдает ее неуверенность.

Учитель скрещивает руки на груди, разочарованно опустив плечи. Ева не слышит, что он говорит, но видит, как вздрагивает от его слов маленькая Лили. Он жестом велит ей рисовать дальше. Лили опускает кисть в краску и осторожно наносит ее на холст. Она пытается изобразить облака в небе, но каждое движение ее запястья кажется все более принужденным. Все более напряженным.

Еве вдруг хочется ворваться в дом и сбросить этот холст на пол.

Она произносит вслух: «Мама, я скучаю. Обещаю, что у меня все будет иначе. Не волнуйся».

Томми и Мэй

2015

Томми начал готовить почву к тому, чтобы Мэй к нему привязалась,

с первого дня их знакомства. Осторожно и ненавязчиво.

Отчасти он это признает в моменты, когда решается взглянуть на ситуацию

со всей честностью, на какую способен.

Он решает быть с ней как можно честнее в том, что касается его способностей.

Как и с Пегги, он показывает ей, как это происходит:

закрывает глаза и медленно исчезает, а потом снова появляется ниоткуда.

Вернувшись, он видит, что она сидит на краю его кровати,

широко распахнув глаза и прикрыв рот рукой.

― Господи, ― говорит она, а потом тихо произносит ругательство на кантонском. ― Господи.

Он расплывается в улыбке, и она бросается к нему,

обнимает за шею и целует его до тех пор, пока оба не выдыхаются.

― Господи, господи.

Он против воли упивается ее верой в него; в ней нет ни пресыщенности, ни скептицизма.

Она верит в него так безоговорочно, что иногда он думает: скажи он ей, что может взять луну в руки, она не усомнится в его словах.

Но он не понимает, что обожание ― один из видов зависимости.

― Когда я только рассказал тебе, ты не подумала, что я сумасшедший? ― спрашивает он.

Прошло уже пару месяцев, они ночью лежат, обнявшись, в его постели, и ее голова покоится у него на груди.

У нее слегка перехватывает дыхание.

― Нет, что ты. Я бы никогда не сочла тебя сумасшедшим. Я всегда считала, что ты особенный. Мне бы и в голову не пришло, что ты мог… это выдумать.

― Кто угодно на твоем месте сбежал бы. Или прогнал меня.

Он вспоминает Пегги: ее запах на его одежде, как она отворачивается от него,

когда он хочет поговорить о будущем, ее глаза, такие пронзительные и полные боли.

Он чувствует, как улыбка Мэй касается его кожи.

― Ну, ― говорит она, ― я же не кто угодно.

― В каком смысле?

Долгая пауза. Впереди уже маячит обрыв, но прежде, чем он успевает что-то сказать, она уже сломя голову мчится к нему.

― Разве что девушки постоянно признаются тебе в любви.

Вот и все. Он должен был это предвидеть.

А как она это сказала ― будто балансируя на льду.

― Можешь не отвечать, ― поспешно говорит она. ― Я просто хотела это сказать. Я чувствую, что всю жизнь боялась. Но с тобой я не хочу бояться.

Он вспоминает, как Пегги идет перед ним вдоль Темзы.

Она поворачивается и улыбается в лучах солнца, и ему кажется, что он парит в воздухе. Он целует Мэй в лоб.

― Я не хочу причинить тебе боль.

― Ты никогда не причинял мне боль, ― говорит она. ― Ни разу. Ты хороший человек.

На следующий день, когда она ушла к себе,

он сидит один на полу гостиной среди фотографий и книг по истории.

В левой руке у него бутылка пива, в правой ― сигарета.

И хотя он не видит морду оленя с картины матери,

ему кажется, что за ним кто-то наблюдает, сверля его взглядом.

У него мелькает мысль позвонить Мэй и попросить вернуться,

но он чувствует себя виноватым за то, что впутывает ее в свои проблемы. Разве она может понять?

В этот раз его глазам не приходится привыкать к темноте.

― Ты ужасно выглядишь, ― говорит Кристелль Томми.

Они стоят на улице возле паба, пока он курит.

Внутри Диана болтает с Мэй и двумя коллегами Кристелль.

Теплеет: весна уже близко.

Томми иронично качает головой, зажимает сигарету в зубах и прикуривает.

Он спрашивает:

― Ты хоть раз говорила, что я выгляжу не ужасно?

― Я имела в виду, что ты выглядишь еще ужаснее, чем обычно. ― Кристелль прислоняется к стене паба, убрав руки в карманы куртки. ― Она знает?

― Кто?

Кристелль наклоняет голову.

― Эта милая девочка, с которой ты спишь.

― Мэй.

― Да, Мэй. ― Кристелль закатывает глаза. ― Она знает?

― О чем?

― Не знаю. Тебе виднее.

― Крис, не начинай, ладно? Мы просто… хотим посмотреть, что из этого выйдет.

― Эта девочка вот-вот в тебя влюбится.

― Нет. То есть… не вот-вот.

― В смысле?

Он виновато смотрит на нее. Кристелль испускает стон.

― Томми, я тебя убью на хрен.

― Я ничего не сказал в ответ.

― О, ну, по крайней мере, ты с ней честен. ― Каждое слово Кристелль пронизано сарказмом.

― Но я мог бы.

― Что значит ― мог бы?

― Я мог бы ее полюбить. Может, это происходит постепенно. Я ей очень дорожу. И она мне подходит.

― Она знает о твоих способностях?

― Да.

― Ты ей сказал?

― Ну, мне захотелось.

― Гребаный нарцисс.

Томми морщится.

― Полегче, Крис.

― Она знает о Пегги?

Пауза. Он подносит сигарету к губам и затягивается.

Коротко качает головой.

Кристелль ударяет его по руке.

― Ах ты сволочь.

― Я… я ей расскажу. Просто… с Пегги… между нами уже ничего и нет.

Он чувствует, что не может вдохнуть. Он не может смотреть на Кристелль, поэтому смотрит себе под ноги,

а потом на уличный фонарь, мерцающий у нее за спиной.

― Мы с Пегги друзья. В последний раз мы просто болтали ни о чем. Было здорово. Но я точно не знаю, было это до или после… Ты была права. Ничего бы не вышло, так что я… ― Он указывает на Мэй в пабе. ― Теперь у