Месяц светит по просьбе сердца моего - Пим Вантэчават

К ночам, когда тишина становится совсем нестерпимой.

Иногда она закрывает глаза и пытается представить: каково это, когда к тебе прикасается парень, который тебя обожает? Как она будет выглядеть в его глазах?

Будет ли она сиять? Светиться? Иногда, касаясь губ собственными пальцами, она думает, что заплачет. Она снова пытается представить парня, но лицо, возникающее перед ней, принадлежит уже не тому, кого она когда-то любила, а тому, кого она, похоже, начинает любить.

Томми покупает ей стол, который она ставит в гостиной, втиснув между диваном и телевизором, и там она работает, прочесывая книги и документы, записывая, транскрибируя.

Он говорит, что она его база данных. Его личный «Гугл».

Его спасательный круг.

Когда он говорит ей об этом, склонившись над ней, пока она пролистывает книгу у него в кабинете, ее сердце сжимается почти до боли.

Работая за своим крошечным столом и время от времени поглядывая в окно на падающий дождь, она снова и снова проигрывает в голове это воспоминание.

Она понимает, что скоро Рождество.

И думает, что будет делать на Рождество в этом году.

Порой она думает, что все может быть иначе. Когда приходит, чтобы передать ему то, над чем работала, ― ответы на вопросы, которые он задавал, информацию, которую способна найти только она.

Она не обманывает себя: она понимает, что у него, вероятно, кто-то есть ― а может, и не один «кто-то».

Девушки, непохожие на нее, которые выглядят, разговаривают и думают совсем не так, как она.

Она не смеет верить, что может с ними тягаться. Но иногда, когда он смотрит на нее, на пару секунд ей кажется, что она замечает искорку в его глазах. Какое-то ожидание.

Это возможно. Иногда она ловит на себе его взгляд.

Иногда он задает ей вопросы ― вопросы, которые заставляют ее думать, что он интересуется ею чуть больше, чем показывает.

Как она? Как дела у ее друзей с курса? Они у нее вообще есть?

Как она проводит время, когда не работает?

Может, ей стоит куда-нибудь поехать ― это помогает справиться с одиночеством.

Он говорит ей, что понимает: в таком городе, как Лондон, легко потеряться.

Иногда он заваривает ей чай. Усаживает на кухне и слушает ее; и ей кажется, что она за неделю столько не говорила.

Она часто задумывается: замечает ли он, что она чувствует под его взглядом?

Понимает ли это по искоркам света, парящим у нее над головой?

Ей кажется, что сердце у нее в груди светится и громко стучит, и он видит это так же ясно, как видит ее перед собой, но слишком вежлив, чтобы об этом говорить, словно считает грубым указывать на ее унижение.

Так что оба продолжают сидеть и разговаривать, а ее сердце стучит и сияет ярко, как маяк.

Однажды, поставив пустые чашки в раковину, он наблюдает, как она надевает пиджак, зажав под мышкой папку с документами, которые он ей дал.

Она ждет, что он отведет взгляд, но он продолжает смотреть, даже когда она зашнуровывает ботинки.

Она чувствует, что улыбается.

― Что? ― спрашивает она. Теперь их отношения вошли в спокойное дружеское русло, и оба могут делать вид, что они не больше, чем просто друзья.

Он пожимает плечами, тоже улыбаясь уголками губ.

― Ничего, ― говорит он.

Но его лицо чуть заметно меняется: он хочет сказать что-то еще, но вовремя замолкает.

Ее захлестывает незнакомая волна храбрости.

― Что? ― настаивает она.

Он снова пожимает плечами.

― Ничего, ― повторяет он. ― Я просто… не замечал, как у тебя отросли волосы.

― О.

Она краснеет, пробегая пальцами по волосам, которые теперь доходят до середины спины.

― Я и не помню, когда последний раз стриглась. Наверное, еще в Гонконге.

― Тебе идет, ― говорит он.

― Правда?

Снова это мимолетное выражение в его глазах, которому она не может дать название. Но вот оно исчезает.

― Правда. ― Он подходит на шаг ближе. ― Ты когда-нибудь заплетаешь косу?

― Иногда. На ночь.

― Уверен, что это тебе тоже идет. ― Он подступает еще на шаг.

Что-то у нее в груди расправляет крылья. Она выдавливает смешок:

― Не смейся.

Он качает головой.

― Я не смеюсь. Пойдем. Уже темно. Я тебя провожу.

В тот вечер идет легкий дождь и в воздухе пахнет свежестью. Они идут рядом и говорят ни о чем.

Она чувствует, что воздух между ними наэлектризован.

Если бы эта прогулка длилась всю жизнь,

она бы продолжала идти, лишь бы он и дальше смотрел на нее сияющими глазами.

Всегда.

Впереди показывается ее дом, и она поворачивается к нему.

― Пришли, ― говорит она.

Склонив голову, он оценивающе смотрит на нее.

― Можно? ― спрашивает он. Ответ давно известен.

Так что она кивает ― да, пожалуйста, да, ― он приближается и ловит губами ее губы.

Поцелуй ― теплый, влажный, яркий. Она смеется, не отрываясь от него, и думает:

столько лет надежд, а когда это происходит, все кажется таким естественным. Она открывает глаза и видит, что его глаза закрыты.

Он крепко прижимает ее к себе, и она вся светится.

Тот самый момент.

― Я не хочу идти домой, ― шепчет он.

И она притягивает его еще ближе, прижимается губами к его шее, подбородку, осторожно обхватывает его лицо ладонями и приглашает войти.

Его движения способны изменить пространство, где она живет.

Это кажется почти сном: он в ее маленькой квартире, в ее постели.

Он целует ее так жадно, неудержимо, отчаянно, что она лежит и понимает:

о да, сейчас начнется моя жизнь.

Позже, когда он крепко спит,

она выскальзывает из комнаты и сидит в халате на полу ванной.

Она облокачивается на ванну, прижавшись шеей к холодному бортику.

Ее тело кажется обновленным, но таким хрупким, и вкус ее счастья отдает разбитым стеклом; она прикладывает палец к языку, и на нем остаются следы крови.

Она думает, что он лежит в ее постели, и улыбается ― а как не улыбаться.

А за окном все льет дождь. Она слышит, как он постукивает по стеклу.

Томми просыпается и сперва видит лишь темноту.

Чувствует тепло ее тела, прижатого к нему, и на секунду

ему кажется, что он с Пегги и что дождь, стучащий в окна,

― это тот дождь, который он так часто слышит на улицах Лаймхауса.

Но нет. Она поворачивается к нему, он