Сталь и пепел - Дмитрий Ворон

сержант, — парировал я спокойно, цитируя, по сути, самого же себя из прошлой жизни. — Бывают непросчитанные переменные. Зверь был переменной. Но его появление создало идеальные условия для проверки моей гипотезы. Я не планировал этого. Я использовал.

Коршун тяжело вздохнул, потер ладонью лицо.

— Ладно. Допустим. — Он ткнул пальцем в карту, в район Чертова Камня. — Ты считаешь, сейчас там слабо?

— На ближайшие двое суток — максимально вероятно. Они перебросили людей на реакцию. Нужно проверять. Быстро и тихо. Пока они не опомнились.

Коршун посмотрел на Сова и Рогара.

— Собирайтесь. Легко. Только разведка. Проверить Камень. Если пусто — отметить. Не вступать. Если слабый — оценить и назад. — Он перевел взгляд на меня. — А ты… иди отдохни. Ты свое отработал. И, Лирэн… — он сделал паузу, — …в следующий раз, если задумаешь еще одну такую… «провокацию», предупреди. Хотя бы мысленно. Мои нервы старые для таких сюрпризов.

В его тоне не было похвалы. Но не было и прежней подозрительной отстраненности. Было признание того, что в его стае появился не просто еще один зубастый зверь, а хищник, который умеет думать на несколько шагов вперед, превращая собственную потенциальную гибель в разведывательный прием.

Я кивнул, собрал вещи и пошел к своему месту. За спиной услышал, как Рогар что-то бормочет Сове: «…а говорил, молчун да тихоня. Глянь-ка, какую кашу заварил, да еще и ложку нам в руки сует…»

Я скинул сапоги и лег, уставившись в потолок. Усталость навалилась тяжелой, но приятной волной. Задание было выполнено. Не так, как ожидалось. Лучше. Я принес не просто данные. Я принес возможность. И что важнее — я окончательно перешел в глазах Коршуна из категории «странный, но полезный новичок» в категорию «опасный, непредсказуемый, но эффективный инструмент». Инструмент, с которым приходится считаться.

И где-то там, в глубине леса, наш немой договор с Тенью, возможно, только что прошел первое боевое крещение. Не планируя того, мы сработали как команда. Он создал хаос. Я его проанализировал и использовал.

Закрывая глаза, я позволил себе слабую, внутреннюю улыбку. Война — это не только сила и скрытность. Это умение превращать любой хаос, даже самый дикий и кровавый, в информацию. И иногда лучшим союзником в этом оказывается не человек с мечом, а лесной зверь с золотыми глазами и своим, нечеловеческим понятием о взаимовыручке.

Глава 30

Прошла неделя после возвращения с задания у «Клыка». Проверка Чертова Камня подтвердила мою гипотезу — пост был оставлен на одного полупьяного часового, которого Сова и Рогар взяли в плен, не поднимая шума. Информация о смещении сил фалькенхарцев и о внутренних разборках с печатью волчьей головы была оформлена в лаконичный отчет — я продиктовал его Гелле, а тот превратил в аккуратный, но пустой на первый взгляд текст для Коршуна.

Казалось, история утихла. Мы получили два дня относительного отдыха. Я использовал их для усиленных тренировок, оттачивая навыки с новым, трофейным ножом и отрабатывая совместные действия с Совой в лесу. Тень не показывалась, но чувство, что где-то за периметром внимания есть еще один, дикий дозор, не покидало. Оно было… успокаивающим.

Покой закончился на третий день, когда в наш барак снова пожаловал капитан Ланц. На этот раз он был не один — с ним был пожилой, сухощавый мужчина в очках, с лицом переписчика священных текстов и руками, вечно испачканными чернилами. Писарь генерала.

— Сержант Коршун, — начал Ланц, не глядя на нас, остальных, как на мебель. — Генерал недоволен качеством картографических материалов от разведподразделений. Схемы, нарисованные углем на обрывках кожи, годятся для пастухов, а не для планирования операций. Требуется единый стандарт. Подробные карты вашего сектора ответственности. Все тропы, ручьи, укрытия, наблюдательные точки. К вечеру.

Он положил на стол сверток хорошей, плотной бумаги и несколько угольных стержней. Писарь кивнул, как бы подтверждая важность поручения, и они удалились, оставив после себя запах ладана и начальственного пренебрежения.

Коршун посмотрел на бумагу, как на ядовитую змею. Его лицо исказилось знакомой гримасой беспомощной злобы. Он мог нарисовать схему «дерево — река — холм». Но «единый стандарт» и «подробные карты» были за гранью его возможностей.

— Сова, — буркнул он. — Бери бумагу. Иди, рисуй что видишь.

Сова медленно покачал головой. Его прозрачные глаза видели мир в оттенках света и тени, в дистанциях и углах, но не в символах на плоскости.

— Я могу показать, сержант. Но нарисовать так, чтобы понял кто-то другой… — он пожал узкими плечами. — У меня не выйдет.

Рогар фыркнул:

— Я могу нарисовать, где можно спрятать отряд, а где только дурак полезет. Палкой на земле. На бумаге — только кляксу сделаю.

Коршун провел рукой по лицу. Дело пахло провалом и очередным разносом. Он ненавидел такие ситуации почти так же, как засады.

Я наблюдал за этим несколько секунд, взвешивая риски. Вмешаться — значит снова вылезти на передний план, привлечь к себе внимание штаба. Молчать — значит позволить взводу, а значит и косвенно себе, получить втык и, возможно, потерять доверие. Но был и третий путь. Не просто нарисовать карту. Сделать инструмент. Доказать полезность на новом, стратегическом уровне.

— Сержант, — сказал я тихо. — Позвольте попробовать. Я… кое-что понимаю в схемах.

Коршун уставился на меня своим единственным глазом. В нем боролись подозрение, надежда и раздражение.

— Ты? Опять? — Он выдохнул. — Ладно. Черти. Но чтобы было понятно. Не какие-нибудь закорючки.

— Будет понятно, — пообещал я.

Я взял бумагу, угли и удалился за ширму, к своему углу. Первый час я не рисовал. Я думал. Карта для генерала — это не просто рисунок местности. Это инструмент управления. Он должен отвечать на вопросы: где можно разместить силы? Откуда их можно переместить? Сколько на это уйдет времени? Где укрыться? Где лучший обзор?

Я начал не с контуров, а с сетки. Мысленно я наложил на знакомый сектор координатную сетку, используя крупные ориентиры — скалу Клык, Чертов Камень, реку Стикс — как точки привязки. Потом взял тонкий уголь и начал наносить не линии, а зоны.

Рельеф. Я не стал рисовать каждый холм. Я обозначил области: штриховкой — относительно ровная, твердая почва (скорость перемещения пехоты — высокая). Точками — каменистые осыпи (скорость — низкая, шум — высокий). Волнистой линией — заболоченные участки (непроходимы для построений, только для одиночных разведчиков). Укрытия и помехи. Не просто «лес». Значком, похожим на густой куст, я отметил участки густого подлеска, пригодные для скрытного расположения мелких групп. Простыми вертикальными черточками — участки редкого леса, хорошие для обзора, но плохие для