Монтао. Легенда о монахе - Даниил Галкин

Монах протянул золотую вещицу, которую ему дал товарищ, и продолжил:

— Мы, конечно, можем уйти, но неужели вы готовы отказаться от клиентов? Мне и моему другу только-то и нужно — два матраса, да покой. Я вижу, что людей здесь куда меньше, чем в других… заведениях. Мы — обычные путники, которые просто хотят отоспаться после долгой… очень долгой дороги. Пожалуйста, будьте благосклоннее, — закончил свою речь Тадао, одаряя хозяина дома доброй улыбкой.

Тот хмыкнул, покрутил заколку в руках, рассматривая со всех сторон, не забыв попробовать на зуб, и неохотно согласился:

— Но мне нужны настоящие деньги. Это возьму в залог, но, чтобы завтра были монеты, а не побрякушки, — он повысил голос, подзывая кого-то. — Рин! Иди сюда! Покажи гостям комнату, в которой они могут отдохнуть.

Из-за ширмы, скрывающей часть зала, показалась скромного вида женщина. Она поклонилась с молчаливой фальшивой улыбкой и пригласила путников следовать за собой на второй этаж.

Женщина завела их в дальнюю пустую комнату с одним только столом посередине и ненадолго оставила одних.

Молчание уставился на монаха, показывая, как трёт друг о друга подушечки среднего, указательного и большого пальцев, а потом раскрыл ладонь.

— Деньги будут, не переживай. Сдаётся мне, скоро мой путь завершится, — Тадао потрогал укушенную змеем руку. — Нужно придумать, что ты будешь делать дальше. Уже есть мысли?

Молчание закинул невидимую удочку и достал воображаемую тяжеленую рыбину. Монах только рассмеялся.

Вскоре вошла Рин, держа в одной руке постельное бельё, а в другой поднос с угощеньем в виде чая и тарелки с фруктами. Она села у столика и стала наливать в маленькие чашки напиток.

Молчание подцепил ближайшую сливу и отправил её себе в рот. Тадао внимательно изучал черты лица женщины, сам не понимая, что именно он пытается увидеть или вспомнить. Закончив с чайником, Рин не спешила уходить, пока затянувшаяся пауза не стала очевидна.

— Я… могу побыть с вами, если вам так будет угодно.

— Благодарю, не стоит.

Но как показалось монаху, женщина не очень-то стремилась покинуть их:

— Могу разливать чай… или рассказать интересные истории… пожалуйста…

Тадао понял, что что-то здесь не так, и с улыбкой спросил:

— Рин, вас что-то беспокоит? Поделитесь.

Та, чуть наклонив голову, фальшиво произнесла:

— Я здесь, чтобы порадовать вас.

Молчание, догадавшись, что хочет товарищ, снял капюшон, открывая женщине своё лицо. Монах попытался снова:

— Рин, взгляните на моего друга. Его родина — теперь наша общая тайна. Вы можете смело поделиться с нами своей. Обещаю, мы не из тех, кто будет осуждать, или распространять чужие секреты.

Внезапно на щеках женщины показались дорожки слёз. Её голос задрожал:

— Если… Если я выйду, они заставят меня идти к другим… клиентам, — это слово она произнесла с особым отвращением. — Я не хочу. Мне нужны деньги, чтобы прокормить маму и сына, но здесь так много приезжих, получить хоть какую-то работу — уже чудо. Я хотела жить в безопасности, думала, так будет лучше для нас, но всё оказалось не так.

Тадао осенило. Его смутные догадки начинали сбываться:

— Как зовут вашего сына, Рин?

— Яо. Его зовут Яо. Но почему вы спросили?

— Вот как… И вы уехали из поселения Мокрых Полей?

Женщина бросила на монаха тревожный взгляд:

— Откуда вы узнали?

Тадао выдохнул, не зная, как правильно сообщить эту новость:

— Камори, ваш муж и мой друг, погиб, гордо сражаясь за свои родные земли. Он спас мне жизнь. Я до…

Но следующие слова монаха перебили рыдания Рин, услышавшей весть о кончине родного человека. Наверняка она предполагала когда-нибудь узнать об этом, ведь их деревня находилась слишком близко к вражеской границе. Но всё же к такому невозможно быть полностью подготовленным. Белая краска на лице потекла под струйками нахлынувших слёз, уступая место истинному цвету кожи.

— К-как он погиб?

Воспоминания сразу вернули Тадао на то рисовое поле. Последний остекленевший взгляд, после того как Камори перерезали горло. Те жадные глотки воздуха, что он пытался сделать, захлёбываясь собственной кровью. И торжествующий вормоловец над ним.

Монах невольно взглянул на сидящего рядом немого. Всего один глаз сумел передать всю накопившуюся в душе ненависть к захватчикам, принесшим столько боли и страданий жителям Йокотэри.

Ни на секунду нельзя было этого забыть. Те деревни, выжженные дотла, уведённые в рабство жители, разлученные семьи, бесконечные поля сражений, окрашенные кровью обычных крестьян и ремесленников, и отрава, которой часто пользовались враги. Ведь Молчание не мог не знать об этом, но продолжал служить своей стране.

Внутри Тадао взыграла неконтролируемая злость, распространявшаяся по всему его нутру от чёрной метки на предплечье. Сквозь зубы он обратился к товарищу:

— Не хочешь об этом рассказать сам, друг? Ты-то должен знать, как ваши убивают, — неожиданные слова монаха, полные желчи и ненависти, настолько поразили Молчание, что он выронил из руки чашку, пролив на себя чай.

Отряхнувшись, вормоловец постучал по своему лбу и нахмурил брови. А затем жестами напомнил об отрезанном языке и о том, почему он его лишился. Тадао почувствовал, как злоба вдруг исчезла, а её место заняло чувство стыда за сказанные слова.

— Прости. Не знаю, что на меня вдруг нашло.

Получив от товарища дружеский хлопок прощения по плечу, он перевёл взгляд на женщину:

— Камори умер героем. С оружием в руках. А до этого отразил нападение разбойников, которые грабили деревню, и спас меня. Мне… нужно прогуляться. Как раз найду нам денег. Вернусь позже.

Молчание и Рин проводили монаха взглядом и остались вдвоём. Вормоловец пододвинул женщине кружку и показательно поднял свою.

Несмотря на позднее время, город совсем не собирался спать. Фонари, развешанные от дома к дому, хорошо освещали улицы и прохаживающихся по ним граждан. Одних торговцев меняли другие, продолжая зазывать потенциальных покупателей. Тадао прошёл мимо кукольного театра на колёсах, вокруг которого собрались дети и взрослые. Столица не просто жила, она процветала, будто никакой войны и не было.

Студёная мостовая и морозный ветерок подсказывали босому монаху, что так и простыть можно. Но он постарался не обращать внимания на холод и направился в сторону выхода из города. Кто-то любезно зажёг редкие фонари на дороге, окружённой деревьями и проходящей через густую рощу, расположенную уже за стенами цивилизации.