Ее имя ярость - Эмили Варга

– Точно. – Я смахнула со своего камиза цвета индиго дорожную грязь. Рукава моего костюма были украшены вышивкой в виде цветущего лотоса, которая подчеркивала мою смуглую кожу, словно рубин – золотая оправа.

– Выглядит мило, – кивнула Нур на мой наряд.

Я улыбнулась:

– Это любимый цвет Мазина.

Нур отшатнулась в притворном шоке:

– Да ладно. Хочешь сказать, это не черный?

Я рассмеялась:

– Он носит то, что носит, потому что он на службе у императора. Но я знаю его лучше, чем кто-либо другой. Я знаю его любимые цвета, блюда, о чем он думает, когда просыпается. Я знаю его.

Я выдохнула, осмысливая слова, которые слетели с моего языка, и вспоминая, как они ощущались раньше, когда я думала, что люблю его. Когда я была так уверена, что он любит меня.

– Раньше знала. Ты не представляешь, как может измениться человек. – Выражение лица Нур стало жестким. – Он предал тебя. Так что, должно быть, ему удалось тебя удивить.

Я откинулась на спинку сиденья и прикусила губу:

– Да, он предал меня. Но я выросла с ним. Я сражалась с ним.

– И все же он сдал тебя стражникам не задумываясь.

Нур произнесла это буднично, и, хотя ее слова были правдой, они все равно ощущались, будто крупная соль на свежей ножевой ране.

Я стиснула зубы:

– Ты права. Спасибо тебе, что помогаешь мне вспоминать то, чего я не вижу.

– Особенно когда дело касается Маза. – Она приподняла бровь.

Мои ногти впились в кожу ладоней.

– Трудно смотреть на вещи объективно, когда дело касается его, – признала я, хотя эти слова дались мне с трудом.

– Это прозвучало так, будто душили котенка.

– Нелегко признавать свою слабость.

– И он ей является?

– Слабостью?

Нур закатила глаза:

– Нет, папайей. Да, слабостью.

Я задумалась над ее словами. С моей стороны было глупо отрицать правду. Я любила Маза половину своей жизни. Ненависть, клокотавшая во мне, была близка к одержимости. Но я не могла упускать из виду общую картину, цели, которых мы с Нур обе хотели достичь.

– Да.

Нур со свистом выдохнула:

– Ну, по крайней мере, ты честно себе в этом признаешься. Гораздо опаснее все отрицать.

– Мне не грозит опасность снова влюбиться в него, Нур, – сухо сказала я. – Но… я знаю, что немного предвзята, когда дело касается его. Предательства с его стороны я никак не ожидала. Он был единственным, кто всегда был рядом со мной, несмотря ни на что.

Я снова сосредоточилась на дворце, который становился все ближе и где меня ждали все мои враги.

– И теперь он тот, кого я должна уничтожить.

Повозка резко остановилась, и Нур швырнуло вперед.

– Что…

Что-то ударило тонгу сбоку, и моя рука потянулась к тальвару, висевшему у меня на боку.

– Пригнись, – предупредила я Нур.

Сама я тоже присела на корточки, выглядывая из-за борта кареты на улицу. Собралась толпа, люди что-то скандировали и кричали. Они смотрели не на нас, а на дворец. Путь им преградила шеренга солдат, державших руки на мечах. Я посмотрела вниз, на борт повозки, и увидела на камнях гнилой помятый помидор.

– Прошу прощения, сахиба, – сказал извозчик с переднего сиденья. – Улица перекрыта. Там маршируют протестующие. – Он прищелкнул языком, отдавая команду, и лошади начали пятиться.

Повозка развернулась, направляясь в ту сторону, откуда мы приехали.

Толпа разгневалась еще больше, швыряя в солдат камни и мусор.

– В чем дело? – прошептала Нур.

– Протестующие, – ответила я. – Против императора.

Она фыркнула:

– Похоже, жители этого города уже ненавидят его.

– Так ведь это нам на руку.

В нашу сторону полетел камень, и толпа заметила нашу карету. Я поняла, в какой момент они определили цель своей жажды крови. Мы были богаты – у нас была позолоченная повозка и черные жеребцы – и направлялись к дворцу. Если они не могли добраться до Вахида, они попытаются добраться до нас.

– Может, все-таки нет.

Нур с широко раскрытыми глазами наблюдала, как толпа приближается к нам. Крики становились громче, и люди принялись забрасывать повозку камнями. Наш кучер выкрикивал в их адрес ругательства, и я схватилась за рукоять своего меча:

– Нур, я могу что-нибудь сделать, чтобы остановить их? С помощью зораата.

Она покачала головой:

– Нет, ты используешь его, чтобы поддерживать новое обличье, у каждой дозы есть определенная цель. – Она беспомощно сжала маленькую сумочку, висевшую у нее на боку. – Я не взяла с собой зораат. Я не хотела рисковать, вдруг император прикажет нас обыскать.

Кучер крикнул лошадям, и тонга тронулась быстрее, удаляясь от толпы. Но этого было недостаточно. Они наседали на нас, желая крови если не от Вахида, то от кого угодно. Они были так близко, что я смогла разглядеть грязь и отчаяние на их лицах. Почти почувствовать вкус их страха и злости. Их эмоции были очень похожи на мои. Они затрясли тонгу, и кучер поднял саблю, чтобы ударить их.

– Нет! – крикнула я ему. Я не собиралась вырезать ни в чем не повинных мирных жителей из-за того, что они были злы на Вахида. Особенно когда я сама испытывала то же самое. – Не причиняй им вреда.

Но не успели мои слова сорваться с языка, как яркое пламя охватило повозку, окружив толпу и заставив ее с криками бежать. Лошади сорвались с места, и тонга понеслась по улице с такой скоростью, что я отлетела назад и с грохотом приземлилась на сиденье.

Солдаты Вахида окружили протестующих, из их рук вырывался огонь джиннов, сжигая жителей Басраля заживо. Воздух наполнился зловонием горелой плоти и обугленной ткани, и я неосознанно прижала к груди маленький кулон в виде кинжала. Мои собственные крики застряли у меня в горле, когда я услышала вопли умирающих протестующих.

– Прекратите, – прошептала я, но никто не услышал.

Наша повозка умчалась прочь, и, пока мы направлялись к императорскому дворцу со стенами из слоновой кости, позади нас пылал костер из тел.

* * *

Тонга подъехала к легиону дворцовых стражников, выстроившихся у входа. Мы с Нур молча сидели в повозке, все еще пребывая в шоке от случившегося. Закрыв глаза, я видела сгорающих заживо людей. Убитых людей, и все потому, что они протестовали против правителя, который благодаря своей сделке с джинном поработил их город.

Но когда мы подъехали к дворцу, у меня в груди что-то странно сжалось при виде шеренги стражников, одетых в черно-золотые шервани, как у Мазина, с прикрепленными к поясу позолоченными скимитарами, на кожаных ножнах которых был выгравирован замысловатый