Русь - Виталий Манческо

сделала глоток вина и продолжила: -Тогда же мы на взлете были. Корпорация с бешеной энергией летела ввысь, игнорируя любые законы природы. Дикая инерция не знала предела, несла нас вперед сметая все на своем пути.

Вместе с сей корпорацией росла и я. Начав с небольшой, даже скромной должности, я быстро выросла, возглавив целый отдел. Оно вроде кажется как ничего, вроде пустяк, таких примеров полно… Однако я была единственной женщиной в этой махине, которая достигла таких результатов. Да у нас женщин в целом не так много работало, а те кто трудились, занимали в основном самые ничтожные должности… к которым и название «должность», не сильно-то подходило. Я как начала работать, не замечала сего, лишь потом, со временем, начали проявляться некие черты патриархата, даже не патриархата, а настоящего сексизма. Чтобы сделать всего один шаг вперед, мне приходилось бежать, нестись вперед со всей силы, толкаться, драться, буквально прогрызать путь вперед. Вот в процессе этой гонки, я и стала видеть вполне очевидные вещи. Розовые очки треснули, стекло раскололось и когда последний осколок выпал с оправы, тогда мир и предстал таким каков он есть. Все разделилось на черное и белое. Блеклые, розовые, пятна остались лишь вдалеке, в тех самых осколках, которые когда-то были всем миром, а потом, в одночасье, стали лишь прошлым, расплывчатым миражом, воспоминаниями.

В самом начале, как я только устроилась, со мной вместе устроился один парень… я его знала до этого, учились мы вместе. Тогда он был весьма скромный, ничем не блистал, вроде как особо никуда не стремился, но и гулякой его назвать было нельзя, такая себе серая личность, как говорят: «ни рыба ни мясо». Не то чтобы я на коллегу клевещу, вовсе нет; хотя, со стороны конкуренции, оно и понятно бы было. Только вот я с ним много времени проводила и о работе мы общалась немало, так что выводы мои вполне обоснованы были: умом не блистал, особой инициативой не отличался, да и лидером назвать его было нельзя. Простой парень, симпатичный, дружелюбный, но живущий совсем уж бесцельно; он из таких персон был, которые под деревом сидят и ждут когда банан упадет иль ещё что-то послаще, а как свалится на них манна небесная, то съедят, шкурку рядом выбросят и будут дальше сидеть, наслаждаться красотами в ожидании дальнейшей подачки. Однако у скромности его была и обратная сторона, которая была мне чужда, пользы от неё не было, но эта самая особенность, черта его характера, приносила ему немалые дивиденды. Он был весьма услужлив, а это оказалось гораздо важнее любых других качеств. Угодливость во всем, согласие в каждом слове, отсутствие противоречий, быстро вознесли его на самый верх нашей компании, приблизили к самому генеральному. А он, надо признать, был тот ещё кекс: авторитарная личность, не слушающая никого, не принимающая возражений и любящая купаться в волнах из лести да созерцать блеск своего величия.

Мне такой путь на верх, не особо-то нравился: не было пота, бессонных ночей, переживаний о сделках, отсутствовал какой-либо азарт. Вместо тысячи маленьких побед, которые придают смысл этому миру, наполняют жизнь счастьем, он просто нажал пару кнопок и оказался на самом верху, миновав все преграды и лишив себя мелких радостей да восторга от выигрыша. Возможно тогда, я просто не доросла до его образа мыслей, но даже сейчас, спустя много времени, я такой путь отрицаю.

И как это часто бывает, после обретения власти, человек меняться. Даже самая ничтожная её часть, господство над самыми слабыми, отсутствие каких-либо границ, дозволенность во всем, все это затмевает самый проницательный взгляд, дурманит наиболее изощренный разум. А коллега мой, был человек простодушный, не особо-то блещущий дальновидностью и как следствие, он изменился, стал просто не узнаваем: появилась раскованность, до селе ему не присущая; какая-то заносчивость, смелость и самоуверенность. Он словно вобрал в себя самые яркие черты нашего генерального, благосклонностью которого он пользовался в полной мере и с которым общался почти каждый день. А потом, он стал ненавязчиво ухлестывать за мной: то цветы невзначай принесет (якобы сорвал на клумбе пред входом), то стихи какие-то сочинит, то в столовой как бы случайно подсядет. И понравились мне эти изменения в нем, даже излишняя заносчивость, привносила свою изюминку в его новую личность. Стали мы с ним встречаться, а потом поползли слухи о грядущем венчании.

Только не долго это все длилось, в отношениях он вновь изменился, скорее не изменился, а раскрыл свою сущность. Самоуверенность его обернулась высокомерием, звездной болезнью, какой-то манией величия. Следом на поверхность поднялось и пренебрежение… полное безразличие к моему мнению, да не только к моему, а ко всем женщинам разом. «И повиноваться должна женщина… слушать мужчину во всем!» -по десять раз на день твердил он. Меня же, эти слова его, просто из себя выводили… безумно бесили эти взгляды, да чуть ли не до мандража меня доводили. Ведь мы равны были, понимаешь равны!.. И в работе я всего сама добивалась, жопу как он не лизала, ради должности сладкой. Совсем наоборот, я стояла на пару шагов сзади всех и только потому что я женщина. Каждый успех, каждый пройденный шаг, каждая одержанная мною победа, давались мне втрое тяжелее чем любому мужчине.

Смешно сказать, но противоречия эти, ещё до первого соития возникли, а потом, как к сексу дело дошло, говорит мне: «Ты будешь лежать подо мной!» -и с таким гонором это молвил, что мне аж противно стало. Тут же все прояснилось, стало мне ясно, что ничего у нас с ним не выйдет… вообще ничего. И я как бы в шутку, подразнить его решила, поиграть с его самолюбием, потеребить бубенчики полные тратила, подергать за струнки высокомерия и говорю ему в ответ: «Нет уж, ты будешь лежать подо мной!» -сказала и улыбаюсь, чуть не смеюсь, на силу себя сдерживаю. Он как взорвался: орать стал, со рта слюни брызгать начали, глаза кровью налились, потом бросился на меня, попытался взять силой. Только вот не вышло у него ничего: сначала он по морде получил, а при повторной агрессии, моя нога ему в самое достоинство врезалась, да так улеглась в промежность его, что он как мешок, наземь и свалился.

Едва переступила порог его дома, как вся эта корпорация, предстала мне какой-то мерзкой и гнусной. Все в ней давило на меня: устои патриархата, унизительные правила, третье-сортность твоего мнения и надменная физиономия моего дружка. На следующий же день, я заявление написала, на увольнение и на удивление, отпустили меня без всяких вопросов, заплатили сполна и тем же вечером, я собрала вещи и уехала прочь.

Спустя пару недель, ко мне явилось три адвоката, представители корпорации и от имени самого генерального, стали предлагать мне вернуться. Изначально речи их были благозвучными, предлагали стремительную карьеру, несметные блага и щедроты, каждое слово их, было пропитано благоденствием и источало аромат процветания. Условие было одно, вернуться обратно и покориться мужчине, тому самому, который пытался мне изнасиловать. Без малейших раздумий, я отказалась. И стоило мне произнести слово «нет», как тут же, тон речей их сменился. Начались угрозы. Сначала в мой адрес, а следом… потом они пообещали убивать всех моих родственников, включая детей которые когда-либо появятся у меня. Да казнить их самыми жесточайшими образами: свежевать, варить, жечь, четвертовать да накол сажать.

Времена тогда были такие и на момент тот, влияние корпорации не знало предела, и все было в её власти, и все ей было дозволено, и понятие справедливость было напрочь ей чуждо, ибо она и была законом верховным, и все повиновалось слову её, и все веровали, что она несет лишь добро, душу спасает да жизнь после смерти дарует».

Лилит закончила свою повесть и на долгую минут