Из стали и соломы - Эрика Айви Роджерс

– Хочешь отомстить за брата? – спросил Уорт, кивнув на капитана. – Достигни того же уровня контроля над своими эмоциями. Ты станешь наиболее опасна для своих врагов, когда никто не сможет понять, о чем ты думаешь.

– Ты его не чувствуешь? – спросила Шарлотта.

– Ни капли. Его эмоции как будто находятся за настоящей стеной. А это значит, очень сложно сказать наверняка, какие его слова настоящие…

– А какие всего лишь часть игры, – закончила Шарлотта.

Уорт кивнул. Беспокойство, высеченное в чертах лица Стража, насторожило Шарлотту еще сильнее, чем слова. Возможно, он не мог чувствовать Монтеня, но Шарлотта могла. Возможно, это были не его эмоции, а нечто, что находило в ней отклик и тянуло к нему, словно мотылька к огню.

Но, в отличие от мотыльков, Шарлотта знала, что этот жар поглотит ее полностью, если только она даст ему такую возможность.

21. Люк

Люк шел по галерее, ведущей к дворцовым садам. Поколения королей и королев рода Тристен наблюдали за ним с картин самых разных размеров. Здесь висели миниатюры размером с большой палец Люка, написанные искусными художниками в потрясающих деталях, а на одном из холстов была изображена целая семья верхом на лошадях – эта картина в высоту занимала три этажа.

Люк, не обращая внимания на бесконечное море зеленых глаз Тристенов, вышел на залитую солнцем террасу, расположенную в конце галереи. Широкие ступени терялись в лабиринте садов, которые были разбиты между дворцом и стеной, возведенной перед шумной рекой Буклье. Кусты ярко сияли свежей весенней зеленью под лучами полуденного солнца. Через несколько месяцев бутоны распустятся, и аромат жасмина заполнит собой всю близлежащую часть дворцовых земель. Люк будет оставлять окна открытыми на ночь.

Мускул в его челюсти дернулся, и Люк заставил себя замедлить шаг. Как будто он уже не опаздывал на встречу с кардиналом. Как будто он не переживал о том, что придется остаться с ней наедине после провального спектакля, который Шарлотта Сэнд и Пастор устроили, явившись в тронный зал.

Люк последовал за Сэнд, чтобы извиниться, но слова, которые он в итоге произнес, принадлежали трусу. Он не сумел признаться в том, что сделал на самом деле. Возможно, он стыдился того, что поддался такой низменной потребности, как собственный покой, вместо того чтобы выполнять свои обязанности. Но вероятнее, причина крылась в том, как Ренье Уортингтон смотрел на него фиолетово-серыми глазами цвета зимней вьюги. Никогда прежде Люк не был так близок к тому, чтобы получить взбучку от отца, впервые повстречавшего потенциального ухажера своей дочери, у которого не было ни единого шанса снискать одобрение.

Он обнаружил Лоррен Непорочную в розовом саду за рассматриванием весенней поросли. Две шпалеры для вьющихся розовых кустов были установлены здесь годом ранее: рано или поздно они должны образовать тоннель, который будет тянуться вдоль садовой дорожки. Но в данный момент из земли торчали лишь коричневые стебли, вдоль которых на расстоянии нескольких дюймов друг от друга выступали темно-фиолетовые почки.

Кардинал стояла в дальнем конце будущего тоннеля, окруженная восемью красными мундирами. Она вскинула голову, а заметив Люка, обратилась к гвардейцу, замершему у нее за спиной. Мужчина кивнул и велел сослуживцам занять позиции в разных концах сада. Кардинал наблюдала за тем, как Люк подходит ближе; одной рукой она уперлась в бедро, а другой поглаживала ближайший стебель, взбиравшийся по решетке. Люк почтительно склонил голову, но не отвел взгляда, даже когда она прищурилась.

– Ты позволил им выставить меня дурой, – сказала она так тихо, что услышать мог только он. – Я должна была первой узнать о том, что Сэнд прибыла в столицу. И это уже не говоря о том факте, что Пастор пробудился.

– Да, ваше высокопреосвященство, – ответил Люк. – Мне жаль.

– У тебя нет оправданий? – спросила она.

Ее голос звучал спокойней, чем Люк ожидал, но это не принесло ему облегчения.

– Я не придумываю себе оправданий, – просто ответил он. – Мы не знали о пробуждении Пастора, и в город они вошли незамеченными. И то и другое неприемлемо.

Кардинал повернулась обратно к своим розам и провела пальцем по растению. Из стебля торчали шипы, и от прикосновения к ним на кончике пальца Лоррен появилась царапина. Она поднесла палец к глазам и принялась наблюдать, как из пореза выступает капля крови.

– Я люблю этот сад, – призналась она. – Но иногда вещи, которые мы любим, причиняют нам боль. – Лоррен провела большим пальцем по ране, растирая кровь по коже, словно мазок краски на одном из портретов в галерее. Когда она подняла взгляд на Люка, в ее глазах плескалось любопытство. – Вы собираетесь причинить мне боль, капитан?

– Я бы никогда…

– Или вы дадите мне то, что мне нужно?

Люк опустил голову и закрыл глаза, когда знакомое чувство вины сдавило его грудь, а дыхание перехватило.

– Я всегда буду давать вам то, что вам нужно, – уверенно сказал он и встретился взглядом с Лоррен. – Меня застали врасплох. Этого больше не повторится.

– Хорошо.

Кардинал щелкнула пальцами, и в сад вошла служанка. Она передала кардиналу богато украшенную шкатулку и спешно удалилась.

Лоррен повернулась к Люку и откинула крышку. Внутри на ложе из малинового бархата лежали его любимые клинки, но теперь их рукояти украшал перламутр. И пускай лучи полуденного солнца отражались в украшении, словно в зеркале, в налетевшем ветерке ощущалась прохлада. Клинки были прекрасны, но подарки от Лоррен Непорочной – это всегда либо взятка, либо способ унять его терзания.

Новые рукоятки стали платой за смерть Уильяма Сэнда, и предназначались они для того, чтобы успокоить совесть Люка. Они были платой за указ распустить Орден. Платой за Грандье.

Кардинал положила шкатулку на землю и достала клинки.

– Позволь мне, – попросила она и потянулась к ремню Люка.

Лоррен не спеша вложила каждый клинок, похожий на коготь, в соответствующие ножны. Ее макушка почти касалась подбородка Люка, а ее светлые волосы щекотали его шею. Едва второй клинок оказался в ножнах, Люк отступил, замаскировав это движение благодарным поклоном.

– Спасибо, ваше высокопреосвященство, – сказал он. – Они прекрасны.

– Они принадлежат тебе так же, как ты принадлежишь мне, – ответила она. – Сейчас, когда Пастор проснулся, осталось два пропавших сердца. Найди их. Быстро.

Люк сглотнул, чтобы правда не выцарапала себе путь наружу. На самом деле пропало только одно сердце. Если Ракель Сен-Клер была в столице, сердце Беллы Шарис тоже находилось здесь. Но рассказать об этом кардиналу – значит признать, что на него устроили засаду. Вместо этого Люк быстро найдет сердце и принесет его Лоррен, выиграв себе время и ее расположение.

Последнее сердце найти будет сложнее.

– Да, ваше высокопреосвященство.

Кардинал улыбнулась.

– И, капитан, – добавила она. – Отправьте гвардию в поместье Сэнд. Сожгите фруктовые рощи дотла.

Люк резко вскинул взгляд на Лоррен, не пытаясь скрыть замешательство.

– Ваше высокопреосвященство? Вы даровали им помилование.

– Даровала, – кивнула она, и ее улыбка испарилась. – Так же, как я даровала помилование тебе, хотя твои руки были липкими от чужой крови.

Люк пошатнулся, и кровь отлила от его лица, когда Лоррен наклонилась к нему настолько близко, что он ощутил аромат розовой воды, в которой она купалась.

– Помилования могут быть изменчивы, капитан, – сказала она. – Сожгите рощи. Покажите Сэнд, что, даже если она думает, будто одержала верх надо мной, я ее достану. Цена неповиновения всегда будет непомерно высокой.

Кардинал покинула сад, восемь красных мундиров выстроились у нее за спиной.

Жар прилил к щекам Люка, когда шок сдавил его шею, словно петля. Лоррен угрожала ему. Сначала ему хотелось впасть в ярость. Что, во имя двенадцати преисподней, он такого сделал, чтобы это заслужить?

Но Люк стоял в пустом саду, и правда выворачивала наизнанку его желудок. Если кардинал накажет его за поступок, совершенный им давным-давно, это будет не просто справедливо – это будет заслуженно. За смерть того мужчины Люка должны были