Из стали и соломы - Эрика Айви Роджерс

она по собственной воле прогоняла тени. Она не помнила, кто он такой и как сильно он мучился в те годы. Хуже того – те крохи покоя, что ему удалось украсть прошлой ночью, уже испарились, и зарождавшийся стыд грязью ложился на кожу. Видят боги, он больше не был тем маленьким, одиноким ребенком. Он мог справиться со своим влечением к привлекательной женщине. Его клятвы требовали этого.

И он мог побороть собственные проклятые тени.

В их следующую встречу Люк извинится. Безмолвные Боги не просили безупречности от последователей, но Люк уже находился в долгу перед Шарлоттой Сэнд из-за смерти ее брата и отказывался брать у нее взаймы что-либо еще.

На кладбище Люк допустил ту же ошибку, что и в поместье Сэндов, – он недооценил Шарлотту. Люк собирался легко одолеть девчонку и отправить ее домой в раскаянии, но внутри нее пылал огонь, который так просто не затушить. Он вскинул взгляд к зеркалу и пальцем провел по порезу на шее.

События начали развиваться в опасном направлении. Стражи Ордена много веков были солдатами, но Люк мог бы встретиться лицом к лицу с любым из них прошлой ночью, и это бы и близко не взволновало его так, как он волновался сейчас. Пастор был силой, с которой приходилось считаться. Люку стоило забрать сердце мужчины, когда у него имелась такая возможность. Если бы в тот день перед ним стоял кто угодно иной – любая другая девушка, взиравшая на него сквозь слезы ненависти, – он бы без капли раскаянья забрал сердце Стража.

Он бы последовал приказу.

Люк вздохнул, вытер лицо и руки и переоделся в свежую нижнюю рубашку. Кардинал хотела взять сердце Пастора под стражу, и, если судить по событиям прошлой ночи, сделать это будет куда сложнее, чем ему казалось прежде. Люк натянул на себя свежий мундир и направился в гостиную, где его ожидали стопки отчетов. Годо выставил на столик под большим окном несколько блюд на выбор, и Люк покачал головой, удивленно вскинув брови при виде такого количества еды.

– Мы что, кормим всю казарму? – спросил он, рухнув на стул и вскрыв первый конверт.

– Когда вы в последний раз ели, капитан?

Старик доверху наполнил тарелку беконом и тостами, отчего казалось, что она вот-вот перевернется.

Люк проигнорировал еду, когда Годо поставил тарелку рядом с его локтем, вместо этого внимательно просматривая письмо в своей руке. Он откинул его в сторону и так же поступил со следующим. И еще одним после. Годо открыл оружейный шкаф и достал перевязь Люка, его ремень и рапиру. Из-за плеча камердинера ему подмигнула рапира Сэндов, когда луч утреннего солнца скользнул по изумительному переплетению ветвей и цветов, украшавших гарду.

Люк встал и позволил Годо закрепить кожаные ремни вокруг его талии и торса. Он держал очередной отчет на уровне глаз, но не видел написанных слов по-настоящему. Прошлой ночью Сэнд спросила, как Грандье заполучил семейную реликвию ее рода. И хотя он не обязан отчитываться перед ней, Люк осознал, что и сам весьма не против узнать ответ на этот вопрос. Грандье был одним из солдат, которые служили подкреплением для Ордена в ночь гибели короля и королевы. Неужели этот мужчина ухватился за возможность стащить меч? Или он сам сыграл какую-то роль в той ужасной трагедии?

Если это правда и Люк сумеет это доказать, у кардинала больше не будет возможности сидеть сложа руки. Грандье наконец получит по заслугам, и Люк от него избавится. Он должен доложить о пробуждении Пастора, но сейчас было слишком рано. Он может задержаться на десять минут, прежде чем отправится к кардиналу.

– Спасибо, Годо, – поблагодарил он. – На этом все.

Камердинер поклонился, позволив Люку самому развесить по перевязи набор маленьких метательных ножей. Затем капитан вышел из комнаты и спустился на офицерский этаж, который располагался между его покоями и нижними уровнями Казарменной башни.

Вместо того чтобы бросить Грандье в темницу, где тот мог бы обдумать свои проступки в относительно неприятном положении, кардинал заперла лейтенанта в его собственных покоях. Четверо членов гвардии постоянно охраняли его дверь, но мысль о том, что Грандье в тепле и покое ожидает своей участи, заставила Люка стиснуть зубы. Увидев своего капитана, старший стражник отпер дверь Грандье и отступил в сторону.

– Оставьте нас наедине, – пробормотал Люк, и солдаты разделились на две группы и отошли на двадцать футов дальше по коридору в обоих направлениях.

Люк вошел и закрыл за собой дверь. Голос Грандье разнесся по комнате:

– Капитан. – Мужчина полулежал на боку на кушетке. Он медленно сел, поморщившись, когда его рубашка, а также исполосованная кожа на спине туго натянулась. – Я бы двигался быстрее, – прорычал Грандье, – но благодаря вам делать это теперь тяжело.

– Прошу вас, лейтенант, не поднимайтесь. – Люк подтащил деревянный стул к кушетке и сел настолько близко к Грандье, что их колени соприкоснулись. – Я пришел за информацией.

Веселье отразилось на покрытом шрамами лице Грандье, но, подавшись вперед, Люк увидел, как под этой маской мелькнул страх.

– Как к тебе попала рапира Джонаса Сэнда?

Грандье пожал плечами:

– Ее мне отдал принц.

– Не прикидывайся дурачком. Это тебе не идет, – сказал Люк. – Ты был там в ночь, когда умерли его родители, но не принимал непосредственного участия в его защите. С чего ему давать тебе эту рапиру?

Грандье ощетинился, когда кто-то без стука ворвался в комнату. Люк оглянулся и увидел Кормака – лейтенант отвечал за охрану дворцовых стен.

– Капитан, – обратился к нему Кормак, но Грандье перебил его, понизив голос:

– У вас все еще не отросли яйца, чтобы задать настоящий вопрос, капитан. Вы хотите знать, не я ли убил Джонаса Сэнда.

– Капитан, – снова позвал лейтенант.

Люк проигнорировал его и наклонился вперед, Грандье подался ему навстречу и прищурился.

– Хорошо подумайте, прежде чем угрожать мне, капитан. Что вы можете здесь сделать? Прямо под носом у кардинала.

– Капитан Монтень.

Тревога в голосе Кормака наконец заставила Люка перевести взгляд, и он побледнел, увидев панику, написанную на лице подчиненного.

– Что такое? – спросил он, и ужас наполнил его живот горкой речной гальки.

Взгляд Кормака метнулся к Грандье, прежде чем он ответил:

– Шарлотта Сэнд и Пастор упокоевали призрака рядом со стеной, под которой расположены склепы. Их ведут во дворец.

Седьмая преисподняя.

Ругательство едва не прорвалось сквозь стиснутые зубы. Грандье засмеялся, но Люк схватил мужчину за ворот рубашки, не успел тот моргнуть. Капитан скривил губы в скучающей улыбке и смял ткань в кулаке, натягивая ее на свежих ранах на спине Грандье. Слезы выступили на глазах лейтенанта, и улыбка Люка превратилась в оскал.

– Грандье, если думаешь, что здесь я тебя не достану, то глубоко заблуждаешься.

Люк швырнул Грандье на кушетку и повернулся к двери. Грандье крикнул ему в спину:

– Эта рапира принадлежит мне по праву! Я хочу, чтобы мне ее вернули.

Улыбка, которую Люк послал лейтенанту, больше подходила для бала дебютанток, чем для угроз.

– А я хочу выбить тебе все зубы до последнего, стереть их в крошку и скормить ее тебе же, – отозвался он. – Но мои желания тоже не всегда исполняются.

Люк покинул комнаты Грандье и в компании лейтенанта Кормака направился в заднюю часть башни, через которую проходил менее прямой путь к тронному залу. Им придется преодолеть больше поворотов, но так хотя бы никто не увидит, как они торопятся. Паника Люка тоже останется секретом.

– Я пошел за вами, как только услышал об этом, капитан, – сказал Кормак.

Люк кивнул, испытывая благодарность за то, что именно Кормак принес ему весть. Мужчина не был красным мундиром, но он идеально справлялся с управлением своим отрядом гвардии, защищая стены дворца и площадь. Он родился в Крейгане, его семья занималась торговлей и много путешествовала, прежде чем осесть в Ниво. Это особенно помогало Кормаку понимать, какие гости столицы были теми, за кого себя выдавали, а какие – нет.

– Она знает? – рявкнул Люк, когда они прошли мимо горничной. Брови солдата резко сошлись на переносице. – Что Пастор проснулся, – пояснил Люк. –