Салага - Василиса Мельницкая

И Матвею знаком показал, что минут десять у них есть.

Искать утешение в объятиях брата Яра не пожелала.

— Все со мной нормально, — сказала она. — Не нужно так рисковать, мы не одни.

Правда, заметив огорчение Матвея, чмокнула его в щеку.

— Я не сахарная, братик. Если ты беспокоишься, что я переживаю из-за матери, то это не так. Все лучше, чем я себе представляла. Я же не строила иллюзий. Я, вообще, ее видеть не хотела. Приехала за информацией. Кое-что узнала. И все равно ничего не сходится.

— И до чего ты додумалась? — поинтересовался Матвей.

— Если мой главный враг — Разумовский, то почему он отдал меня Шереметеву? Вот этого я не понимаю. Разумовский мог узнать о моем даре от деда. От моего, который провидец. Потому маму и заставили написать отказ. Разумовский имел на меня планы и хотел курировать мое обучение. Логично?

— Логично, — согласился Матвей. — Но он не подтвердил твой дар. К дяде ты попала случайно, и он получил право заниматься твоим обучением.

— Несмотря на то, что я — крепостная императора, — напомнила Яра. — Хорошо, допустим, что это не противоречило цели Разумовского, какой бы она не была. Пусть обучает кто-то другой, он все равно сумеет меня заполучить, через императора. Так?

— Так, — кивнул Матвей.

— Но, если он тот, кто убил отца, он не мог так поступить. Он контролировал бы каждый мой шаг.

— Если он и враг, то не главный, — выдохнул Матвей.

Кажется, он сделал свой выбор. Хоть так, хоть эдак, быть ему предателем.

— Ты будто знаешь наверняка, — нахмурилась Яра.

— Полагаю, что знаю. Это нужно проверить, но вероятность высока. Яра, твоего отца предал Павел Шереметев.

— Что? Ерунда! — отмахнулась Яра. — Я читала материалы дела. Твой отец… то есть, тот, кого ты считал отцом… Он единственный, кто защищал моего отца.

— Он знал, чей я сын, — упрямо возразил Матвей. — И мечтал отомстить.

Во взгляде Яры мелькнуло понимание. Она взяла Матвея за руку, сжала пальцы.

— Я разузнаю все тихо, без скандала, — пообещала она. — Возможно, ты ошибаешься.

Слабое утешение, но…

— Я на твоей стороне, Яра. При любом раскладе.

Она кивнула и обняла его, на мгновение прижалась… и отстранилась. Вовремя. В комнату заглянул Леня.

— Есть идите, — позвал он.

Идею, куда податься, подсказала няня. После ужина ей позвонила племянница, и разговор няню огорчил. Матвей, естественно, поинтересовался, что случилось.

— Да я запамятовала, — вздохнула няня. — Я ж Галке обещала до рынка дойти, парочку парней покрепче в сады отправить.

— В какие еще сады?

— В яблоневые. Яблоки поспели, собирать надо, а работников не хватает. Вот чтоб ей не ехать, меня попросила помочь. А я…

Она махнула рукой.

— Это мы виноваты, что ты забыла, — сказал Матвей. — Мы и поедем помогать. Дня на три. За это время найдешь работников.

Сава идею одобрил.

— Это удача. И покормят, и место выделят на сеновале, — сказал он. — Только Яра останется тут. Один человек внимания не привлечет.

— Вот ты и оставайся! — парировала Яра.

— Яр, там условия…

Ее взгляд был красноречивее слов. Сава заткнулся, недоговорив. Леня прятал усмешку. Матвей и не пытался отговаривать Яру.

Спать легли в кухне, на полу. А ранним утром автобус увез их в Савинские яблочные сады.

Глава 32

Ровные ряды яблонь, усыпанных крупными спелыми плодами, взгляд не радовали. Сладкий воздух, пропитанный фруктовым ароматом, мерное жужжание насекомых, теплое августовское солнце ненадолго наполнили меня умиротворяющим покоем. Стоило сорвать первое яблоко, и в голову вновь полезли тяжелые мысли.

Учеба еще не началась, а я уже поняла главное: быть эспером не сложно, гораздо труднее не сойти с ума, осознавая, что в мире эсперов нет точек опоры. Грани между реальностью и иллюзией практически нет. Любой орган чувств может подвести. И даже власть над собственным телом и разумом под вопросом.

Подозреваются все! И от этого можно тронуться рассудком.

— Есть такое, — согласился со мной Сава. — Но и точки опоры есть. Это люди, которым ты доверяешь.

И если это так, мои ориентиры — Сава и Матвей. И Александр Иванович… до недавнего времени.

— Сава, ты доверяешь Александру Ивановичу? — спросила я.

Неугомонные мальчишки устроили график дежурств. Рядом со мной постоянно работал кто-то из них: таскал корзины с яблоками и следил, чтобы я не перетрудилась и не перегрелась на солнце. Это злило, но я смирилась. В конце концов, мне физиологию на мужскую не изменили, а носить тяжести для женщины вредно. Теперь вот пришла очередь Савы.

— Да, — ответил он не задумываясь.

— И после того, что мы узнали? — удивилась я.

— Яр, обычные люди складывают впечатление о ком-то по поступкам. Можно много и красиво говорить, но это все мишура. То, как человек себя ведет, как относится к другим — вот, что важно. Однако хорошее отношение к кому-то может быть продиктовано желанием добиться чего-то для себя. Вроде как… «я сейчас сделаю тебе хорошо, а потом мне будет лучше вдвойне». Личная выгода, понимаешь?

— Как раз об этом я и думаю, — мрачно призналась я. — О том, что участие Шереметева в моей судьбе выгодно ему, а не мне.

— Логичный вывод для обычного человека. Но ведь ты — эмпат. Ты, как минимум, чувствуешь, с какими эмоциями человек совершает тот или иной поступок.

— Не ты ли говорил, что сильные эсперы могут внушать эмоции и мысли? — съязвила я.

— Говорил, — не стал отпираться Сава. — В теории это сродни гипнозу. На практике — адский труд и противозаконные действия. Я поверю, что Разумовский может делать это по приказу императора или в личных целях. Но не Александр Иванович.

— Ему силы дара не хватит?

— Дело не только в этом. Он Шереметев.

— Павел тоже Шереметев, — возразила я. — Однако…

— Пока лишь со слов полуграмотной няньки, — перебил меня Сава. — Но даже если так…

Он замолчал, забирая у меня корзину, полную яблок. Пока он ходил к ящикам, чтобы пересыпать собранное, я отдыхала в тенечке, обмахиваясь пучком сорванной травы.

— Даже если так, — продолжил Сава, вернувшись, — Александр Иванович давно мог свернуть