Гоцюй - Джин Соул

и писать А-Цинь тоже не умела. Вернее, она умела, но на птичьем языке. Аптекарь Сян принялся учить её грамоте. Многие люди не умели ни читать, ни писать, так что он ничего не заподозрил. А-Цинь всегда была цыплёнком сообразительным, к тому же это были жизненно необходимые знания, потому она всё схватывала на лету – как ласточка.

Вот удивительно, что говорили они на одном языке, а писали по-разному.

Аптекарю Сяну явно хотелось сделать из своего приёмыша преемника, поэтому он взялся учить её и как различать травы, и как правильно засушивать их, и как делать порошки и пилюли… А-Цинь полагала, что и эти знания в пути ей пригодятся, потому училась усердно. Всё равно она пока не могла отсюда уйти: она с трудом могла вставать и ходить по хижине, раны заживали неохотно, а силы возвращались и того медленнее.

Она всё ещё могла превращаться в птицу – она проверила, когда аптекаря Сяна не было дома, – но пилюли из крови не могли вылечить её собственные раны, да и видеть себя бескрылым уродом А-Цинь не хотелось, потому она больше так не делала.

Аптекарь Сян много чего ей порассказал.

Город Мяньчжао, куда он ходил продавать лекарства, А-Цинь не понравился. Там чествовали лучника И, который застрелил Солнце. А ведь каждый цыплёнок на горе Певчих Птиц знал, что это был дом Цзинь-Я. К тому же люди в Мяньчжао всегда носили маски, как будто им было что скрывать. Аптекарь Сян тоже их за это недолюбливал.

– А может, он там, под маской, рыло свиное прячет? – свистящим шёпотом предположил старик. – Кто их знает, демонов-то.

Люди верили в демонов. Они вообще много во что верили.

А-Цинь очень смутно представляла себе, кто такие боги и почему им нужно поклоняться. Птицы поклонялись птичьим предкам. Из объяснений аптекаря Сяна она поняла, что боги – тоже чьи-то предки. Но для чего поклоняться чужим, а не своим? Аптекарь Сян внятного ответа не дал, должно быть – и сам не вполне понимал.

О народе Юйминь, когда она осторожно у него об этом спросила, он слышал: «Птичьи люди – так этих демонов называют».

«Тогда и я тоже демон?» – подумала А-Цинь.

Может, для людей вообще все демоны, кто не люди.

70. В бамбуковом лесу. Часть вторая

А-Цинь поймала себя на мысли, что привязалась к этому старику.

«Вот уйду я, – думала она, глядя, как он хлопочет по хижине, – а он совсем один останется. Он бескорыстно добр ко мне, нужно отплатить ему сыновней почтительностью».

Аптекарь Сян говорил, что собирается на будущий год перебраться в заречный посёлок. А-Цинь решила для себя, что уйдёт после переезда старика: к тому времени она совсем поправится, а он будет среди других людей, и о нём будет кому позаботиться. Она знала, что люди, как и птицы, с годами дряхлеют и становятся немощными.

Но готовиться она начала уже сейчас: срисовала карту Чжунхуа и припрятала, а утрами, когда аптекарь Сян ещё спал, изучала её, чтобы затвердить каждый участок её будущего маршрута. Потеряется или испортится от дождя, и что тогда? А на память А-Цинь никогда не жаловалась.

Маршрут она выстроила вдоль реки Чанцзян. Если идти по излучинам и не отходить далеко, то однажды придёшь в Первую столицу – Чанъань. Люди, как она выяснила, ещё ориентировались по звёздам, но сама А-Цинь звёзды понимала плохо, а аптекарь Сян показал ей лишь несколько, какие сам знал – ту, что всегда стоит на одном месте, и те, что похожи на черпак. Старик пытался втолковать ей, как идти по звёздам и не плутать, но он был аптекарем, а не астрономом, потому лучше знал, как не заблудиться в лесу – мох в помощь.

Ещё, оказывается, чтобы странствовать по Чжунхуа, людям нужны были документы. Аптекарь Сян откуда-то раздобыл пропуск для А-Цинь, но на её вопросы лишь усмехался. А-Цинь, поразмыслив, решила, что он его или украл у кого-то, или подделал. Но выглядел пропускной документ точно так же, как и собственный пропуск аптекаря Сяна – солидно. Приёмыша он вписал под своей фамилией, объяснив:

– Каждому нужно место в жизни. Детей у меня не было, родни не осталось, будешь моим внуком.

Сян Цинь – такое теперь было у неё имя.

А-Цинь уже оправилась от ран, способна была помогать старику с аптечной грядкой. Многих трав она не знала, а аптекарь Сян, работая, обычно использовал лишь общие фразы: «подай вон то или это», или: «прополи вон те», – потому выдумывала названия сама. Ей это помогало лучше запомнить, какая трава идёт в какое лекарство. Потому она и сама спрашивала так: «А вон то куда кладут? А вот это для чего?» – так было проще.

Она уже считала себя экспертом – разбиралась не хуже самого аптекаря Сяна!

Поскольку старик отдал приёмышу свою кровать, сам он спал в плетёном кресле у окна. А-Цинь хотела с ним поменяться, когда выздоровела, но он отказался: старческие кости, сказал он, где угодно поместятся, а молодым, чтобы расти, нужно лежать удобно. А-Цинь сомневалась, что вырастет: это смертное тело было обманкой, а её настоящее уже выросло. Певчие птицы вообще были невысокими. Не считая журавлей, конечно.

Как-то утром, ещё до часа прыгуна-зайца, А-Цинь проснулась, чтобы собрать с травы росу. Аптекарь Сян говорил, что самые лучшие лекарства настаивают на росе, и скрупулёзно собирал каждую каплю, какую только мог найти в окрестных зарослях.

А-Цинь бросила на старика взгляд – он ещё спал в кресле – и пошла собирать росу.

Когда она вернулась, он ещё спал.

Она приготовила еду – он по-прежнему спал. Она поела – он всё ещё не проснулся. Она растёрла высушенные травы в порошок – он до сих пор даже не пошевелился.

«Заспался», – решила А-Цинь и пошла его будить, не то проспит всё на свете.

Аптекарь Сян сидел в кресле с открытыми глазами, уронив руки вдоль тела. Вид у него был задумчивый, во всяком случае, взгляд он вперил куда-то в окно.

– Так вы проснулись уже, – удивилась А-Цинь.

Старик ничего не ответил ни на этот, ни на другие вопросы. А-Цинь нахмурилась, когда поняла, что не слышит его дыхания. Она осторожно потрогала его за руку – пальцы ощутили холод – и тогда поняла, что старик, кажется, отошёл.

А-Цинь страшно расстроилась, но постаралась придать ему величавую позу: закрыла ему глаза, сложила руки на животе и накрыла покрывалом до пояса.

И она стала ждать, когда его тело рассыплется в пыль – как происходило с птицами.

Но аптекарь Сян отчего-то так и сидел в кресле, только высыхал с каждым днём, пока не превратился в мумию.

А-Цинь ничего не знала о человеческой смерти, потому даже засомневалась: а умер ли он? Может, это какой-то особенный сон, про который она ничего не знает? Но в аптекарских книгах написано было однозначно: нет дыхания, нет сердцебиения – человек мёртв.

«Как же так? – подумала А-Цинь беспокойно. – Почему его тело всё ещё целое? Или его душа просто отлетела и вернётся через какое-то время?»

Беспокойство её только усиливалось с каждым днём. Если аптекарь Сян действительно мёртв, то ей нужно уходить: чем быстрее она отправится в путь, тем скорее вернёт себе крылья. А вдруг его душа вернётся и он оживёт? Тогда получится, что она его бросила. Нехорошо и непочтительно.

Потом А-Цинь вспомнила, что в городе Мяньчжао у аптекаря Сян был знакомый лекарь, которому он продавал снадобья, и решила сходить к тому – посоветоваться, что делать дальше. Лекарь уж наверняка сможет определить точно, мёртв аптекарь Сян или нет.

Она решительно покивала себе, припрятала пропуск за пазуху и повязала на лицо мяньшу. В городе Мяньчжао все носят маски, но она не местная, ей незачем, да у неё и нет маски.

Аптекарь Сян ей рассказывал, что странствующие лекари закрывают лица вуалью, или платком, или тем, что найдётся, а на её удивлённый вопрос