Дом бурь - Йен Р. Маклауд

херувимы, но живых на Бристольской свалке костей тоже хватало. Одни – те, кто не устраивал пикники, – возлагали цветы или о чем-то думали, преклонив колени; другие бродили от надгробия к надгробию, проявляя, казалось, всего лишь праздное любопытство. Многие щупали самые невероятные монументы, словно убеждаясь, действительно ли они сделаны из пластилина или желе. Затем Ральф заметил, что во многих мавзолеях центр композиции представляет собой шептемму. Он пересек лужайку, чтобы дотронуться до одной из них, и увидел улыбающееся лицо молодого человека. Другая шептемма показала смеющегося малыша. Третья – пожилого священника, который прочистил горло и начал размеренным голосом объяснять, что с миром не так.

По мере того, как они поднимались на холм, могилы становились все менее богатыми. Здесь для бристольских мальчишек нашлось место, чтобы поиграть в футбол, с наклонными каменными стойками вместо ворот, а сама дорожка, как заметил Ральф, была вымощена кусками старых надгробий. Надписи и гильдейские символы появлялись и исчезали. Иногда вместе с ними возникало слабое, давящее ощущение какого-то послания, записанного при помощи эфира. Размытые лица, недосказанные слова и чужая неизъяснимая тоска терзали Ральфа.

Они вышли на участок, который по большей части представлял собой поле, но в одном-двух местах виднелись холмики сырой земли, словно там поработали большие и трудолюбивые кроты. Кое-где виднелись квадратные скромные плиты. Чаще попадались почти незаметные в траве деревянные колышки, ненамного больше тех, которыми мастер Уайетт отмечал свои посадки. Мэрион сосчитала могилы слева и справа. Присела на корточки.

– Я знаю, это худшее место, куда я могу тебя отвезти после всего, через что ты только что прошел, но…

– Нет, я понимаю. Хочешь, чтобы я оставил тебя одну на некоторое время?

Она покачала головой.

– Не знаю, чего я ожидала. Это просто…

Ральф огляделся. Место было красивое, с видом на город и холм Бридон.

– Салли была почти на девять лет моложе меня, и я не думаю, что мама с папой когда-нибудь ожидали… – Она провела пальцами по траве. – Мы спали в одной постели. Все любили ее и баловали. А потом она как-то утром пожаловалась на головную боль. Затем ее стошнило. Ей быстро становилось хуже. На следующий день ее не стало.

– Мне так жаль, Мэрион.

– Когда Салли умерла, дома никто не хотел о ней поговорить. – Она встала, отряхивая ладони и колени. – Раньше меня беспокоило, что здесь нет плиты. Когда я получила свой первый конверт с жалованием, подумала, что на эти деньги можно было бы ее купить. Дурацкая была идея.

– Послушай. Часть денег…

– Не будь смешным, Ральф. Я этого не хочу, особенно теперь, когда увидела, где она упокоилась.

Ральф кивнул. В Лондоне в это же самое время занимались изготовлением формы для отливки памятника вельграндмастеру Томасу Мейнеллу, который собирались представить публике на Рождество.

Предлогом для их поездки в Бристоль была встреча с докторшей Фут в бювете[14] Хотуэллса, где официант смерил вновь прибывших взглядом еще более критическим, чем клерк в банке, прежде чем проводить к ее столику. Тот уже был накрыт к чаепитию, стоимость которого равнялась целой неделе в «Саншайн Лодж»; струнный квартет играл, над головой порхали попугаи, будто эхо Благословенных островов, и между столиками струился небольшой ручей. Фонарницы в Инверкомбе уже завяли, а здесь горели так ярко, что было больно глазам смотреть прямо на них. На докторше была шляпа с плюмажем, которому наверняка завидовали попугаи. Ее энергичное личико сияло от возбуждения.

– Послушайте, мне следует называть вас «мастером» или теперь правильно «вельграндмастер»?

– Просто Ральф.

– Ух, взгляните-ка на вас! Когда мой супруг сказал, что случилось чудо, я думала, он преувеличивает.

– Это… – Ральф заколебался. – Мэрион Прайс. Она работает в Инверкомбе. Она помогает мне с изысканиями.

– Да-да. – Ее сияющий взгляд переместился на Мэрион, затем на Ральфа, затем снова на Мэрион. – И вы хорошо смотритесь вместе, уж простите за прямоту. Я так рада возможности поговорить. Можно за вами поухаживать?.. – Докторша Фут разлила чай. Ее собственная страсть, объяснила она, все еще переводя взгляд с одного на другого, – это жуки. В детстве она коллекционировала божьих коровок, и теперь у нее было множество ящичков с жуками. Она восхищалась их челюстями и усиками, любила их характерную жучиную независимость. Проблемы, связанные с их классификацией, были огромны. По общему мнению, они были самым многочисленным из всех ныне живущих видов.

– Доктор Фут, – продолжила она, – все время твердит, что они любимые создания Старейшины, раз тот создал их в таком количестве. Это не фигура речи. Мой муж думает, что Господь просто сидел, вроде как чертежник за столом, и придумывал ту или иную форму крыла. Вы, мастер Ральф – и мистрис Мэрион тоже, – вы, как никто другой, оцените его врачебные навыки, но иногда кажется, что его отношение к миру в целом довольно… не хотелось бы так говорить, но… бесхитростное.

Ральф еще не дошел до того, чтобы считать эту женщину с причудами единомышленницей, и все-таки было приятно, что она с интересом восприняла концепцию врожденной адаптации, отлично сочетавшуюся с ее ящичками, в которых хранились приколотые булавками и каталогизированные образцы. Насекомые из близлежащих мест часто имели схожее строение тела, но с вариациями, зависящими от конкретной среды обитания. А в отдаленных регионах и на других континентах у двух видов жуков, обитающих в примерно одинаковых условиях, мог обнаружиться ротовой аппарат с почти идентичной функцией, но совершенно непохожим устройством.

– Послушайте… – Она порылась в своей сумочке. – Я сделала кое-какие заметки. И вот, посмотрите – по моему мнению, это лучшие библиотеки и коллекции. Просто назовите мое имя. – Она улыбнулась. – Или скажите, что вас прислала Владычица жуков.

– Кажется, – шепнула Мэрион Ральфу на ухо, когда они покинули докторшу Фут и снова погрузились в суету бристольского дня, – она поняла, что я не просто твоя ассистентка…

Камуфляж, думал Ральф, был одним из самых простых, но в то же время самых поразительных примеров врожденной адаптации. Например, в Хотуэллсе они с Мэрион выделялись своей безвкусной, но практичной одеждой, тогда как докторша Фут в шляпе вписывалась безупречным образом. И, возможно, это также объясняло оперение павлина, которое в целом беспокоило исследователя. Так много всего еще предстояло сделать. В гильдейских чертогах на них таращились с ожидаемым изумлением, но при упоминании Владычицы жуков разрешали посетить священные комнаты, полные пыльных знаний. Архивы Отделения членистоногих Гильдии звероделов оказались одними из самых впечатляющих. Раскрашенные вручную страницы поражали многоцветьем, читальный зал украшала лепнина с изображениями саранчи и жука-навозника. Складывалось впечатление, что в мире насекомых воплотились все возможные фантазии относительно формы, и все-таки