Рассвет русского царства. Книга 2 - Тимофей Грехов

Убийца сделал шаг. Я сделал вид, что споткнулся. Он купился, открылся для удара сверху, чтобы разрубить меня пополам. И в этот момент я схватил горшок за ручки. Горячо, блядь! Тряпка, которой он был обмотан, спасла ладони от мгновенного ожога.

— Жри! — заорал я и плеснул содержимое ему в лицо. Густой, ещё кипящий бульон… и эффект превзошёл все ожидания. Убийца взвыл. Страшно, по-звериному. Он бросил саблю и схватился руками за лицо, сдирая кожу вместе с маской.

— Ааааа! Глаза! Мои глаза! — слепо замахал руками, кричал он.

Это был мой шанс. Я не стал искать саблю. Я просто разбежался. Два шага по паркету, оттолкнуться от опрокинутого сундука… взмыл в воздух. Не знаю, как это выглядело со стороны — наверное, нелепо, совсем не как в фильмах с Джеки Чаном. Но я вложил в этот удар всё. Моя пятка врезалась ему точно в челюсть. Снизу вверх.

Клац! Звук захлопнувшегося капкана. Его голова в сторону назад, после чего он рухнул как подкошенный.

Он лежал и не шевелился, но вроде бы дышал. А значит можно будет узнать кто его послал.

В комнате ненадолго повисла тишина. Я стоял посреди разгромленной палаты, чувствуя, как громко колотится сердце.

— Всё… — оборачиваясь к женщинам выдохнул я, — спектакль окончен.

Я попытался улыбнуться, но заметив как на меня смотрят, немного опешил.

Мария Борисовна смотрела на меня с непередаваемым ужасом. Анна Тимофеевна прижала ладонь ко рту.

— Чего вы? — спросил я, делая шаг к ним. — Живы же…

И тут я почувствовал. Адреналин схватки спал, и я почувствовал что-то теплое, стекающее по груди.

В пылу драки, я даже не почувствовал удара. Всё-таки адреналин, лучший анестетик, придуманный природой.

— Ох ты ж… — удивлённо прошептал я.

Ноги вдруг стали ватными. Комната качнулась, и я медленно опустился на пол, стараясь понять, насколько всё дерьмово.

— Митрий!!! — крик Анны донёсся словно через толщу воды.

— Анна Тимофеевна помоги снять рубаху. — стараясь говорить спокойным голосом сказал я.

Оставшись с голым торсом, я улыбнулся.

— Ты чего улыбаешься? — с испугом посмотрела на меня Шуйская.

— Пострадало только мясо. Кровь не хлещет, жить буду…

* * *

Просыпался я оттого, что в глаза светит солнце. Оконная рама была открыта, но вот с улицы не было привычного гама людей.

Потом пришла боль. Я попытался вдохнуть — и тут же пожалел. Боль стала острее, словно пронзила тело насквозь.

— Тихо, тихо, — раздался над ухом знакомый голос. — Не дёргайся, дурень. Умереть ещё успеешь.

В углу сидел Ярослав.

Сразу вспомнилось окончание вчерашнего вечера. Как в покои Марии Борисовны прибежала стража, заметившая своих товарищей мертвыми на улице. Как примчался Шуйский, Тверской и Ярослав. Как орал Иван Васильевич на какого-то боярина или кем он там был… Мне если честно тогда было всё равно. Потом он подошёл ко мне сел рядом, и сказал.

— Ты уже дважды спасаешь меня. Я этого не забуду.

Я конечно же снова прогнулся и ляпнул что-то типа рад, служу Великому князю, отечеству. А потом Ярославу пришлось заниматься повышением квалификации и снова шить меня. Вот только в этот раз ему надо было заделать рану не меньше двадцати сантиметров. И я понимал, какую боль мне придётся перенести, попросил принести хлебного вина. МНОГО. Но даже так, когда мне промывали рану и шили, я немало так сорвал голосовые связки.

Я попытался приподняться, но руки не слушались. Грудь была туго перевязана, под повязкой чувствовалось что-то липкое и влажное.

— Что по убийцам?

— Один мёртв. Второго допрашивают, — коротко ответил Ярослав. — Дядя Вася лично занимается. Говорят, Иван Васильевич в ярости. Весь Кремль на ушах стоит.

— Да? А с улицы и не слышно.

— Так забились по углам словно мыши. — усмехнулся Ярослав. — Ты-то как? Что подать?

— В туалет надо, и потом смотреть что с раной, обрабатывать, и новые повязки накладывать.

— Так, — встал Ярослав. — с Горшком и повязками справятся холопки. Или ты хочешь, чтобы я всё-таки за тобой дерьмо убирал?

Я усмехнулся.

— Разумеется хочу. Ещё и детям, а потом и внукам рассказывать буду, что сам князь Бледный, убира…

— Ладно посмеялись и будет. — сдерживая смех, сказал Ярослав. — Если что я в соседней комнате. Спать буду.

Только сейчас до меня дошло, что Ярослав просидел со мной всю ночь.

— Спасибо Слав.

— Пожалуйста. — И перед тем, как выйти, добавил. — Только давай ты меньше будешь подставляться под вражеское оружие. Или в конце концов учеников заведи, чтобы они сами тебя шили. Честно, — сделал он паузу. — не по мне это дело в крови и мясе копаться.

* * *

p. s. От авторов!

Выражаем большую благодарность всем кто откликнулся на нашу просьбу! Такого большого количества лайков в середине книге… у нас просто ещё такого не было!

Глава 17

Рана заживала паршиво. Нет, воспаления не было, спасибо Ярославу, который ответственно подошёл к обработке раны, и хлебному вину, которым я промывал её, но тянуло знатно.

Вот и сейчас, после осмотра, я осторожно сел, стараясь не напрягать пресс, и выдохнул сквозь зубы.

— Опять болит? — раздался голос Марии Борисовны.

Я повернул голову. Великая княгиня полулежала на высоких подушках, и цвет её лица мне нравился всё больше. Та смертельная, восковая бледность, от которой веяло смертью, ушла. На щеках появился пока еще слабый, но всё же румянец, а в глазах начинала играть жизнь.

— Терпимо, Мария Борисовна, — соврал я. — Как твоя ночь прошла? Живот не крутило?

— Нет, — она улыбнулась. — Впервые за долгое время я спала без сновидений. И проснулась голодной.

Это безусловно была лучшая новость за утро. Аппетит был первым признаком того, что организм перестал воевать сам с собой и начал восстанавливаться.

— Это хорошо, — сказал я, подходя к столику с кувшинами. — Значит, сегодня перейдем с бульонов на протертую кашу.

В этот момент в дверь постучали, условленным способом: три коротких и один длинный — значит свои.

Анна Шуйская вошла, как всегда, собранная, словно на войну. За ней семенили две холопки с ведрами и тряпками. Отношения между Марией Борисовной, мной и Анной Тимофеевной стали, если не дружескими, то около того. Поэтому она, не чинясь, произнесла:

— Всем доброго утра, — и окинув меня цепким взглядом, добавила. — Бледный ты, Митрий, поспать бы тебе.

— Отосплюсь на том свете, — отмахнулся я. — Мария Борисовна есть просит.

Глаза Анны вспыхнули.

— Правда? Сама?

— Сама, Анна, сама, — подтвердила княгиня. — И если ты сейчас снова начнешь мыть полы, я, право слово,