Воронцов. Перезагрузка - Ник Тарасов

Она звонко хихикнула, сверкнула глазами, как озорная девчонка, и убежала лёгкой походкой, только подол цветной юбки мелькнул за углом. А я стоял, как последний дурак, глядя ей вслед, и думал: «Да, вот так попаданец.»

Глава 19

Тут из-за угла выскочил запыхавшийся Митяй с плетёной корзиной в руках.

— Барин! — выпалил он, переводя дух. — Обед вам Аксинья принесла от матери! Там похлёбка густая, хлеб свежий, сало, квас холодный. Где ставить-то? А то, говорит, барин наш оголодает совсем, работает с утра до ночи.

И эта туда же.

Я очнулся, будто из сладкого сна вынырнул, и махнул рукой в сторону крыльца:

— Давай сюда неси, Митяй. — И после небольшой паузы, стараясь говорить как можно естественнее, спросил: — А ты это… Машку не видел случайно?

А он, зараза, только ухмыльнулся хитро и промолчал — мол, нет, ничего не видел, ничего не знаю. И корзину поставил как ни в чём не бывало, будто ничего необычного не происходило. Я думаю, может, на самом деле показалось? Может, от усталости или солнечного удара такое придумал себе?

Да нет же, чёрт возьми! Вкус её губ ещё оставался на моих, сладковатый, тёплый. И руки явственно чувствовали её тело под тонкой рубашкой — округлые плечи, тонкую талию, которую я буквально только что обнимал. Всё это было слишком реально, слишком осязаемо, чтобы быть плодом воображения.

Я тяжело сел на лавку, потряс головой, пытаясь прояснить мысли. Да нет, была же, в самом-то деле была! Не мог же я придумать такие подробности, такие ощущения. Открыл полотенце, которым была накрыта корзина, и сразу ароматы ударили в нос — домашний хлеб, ещё тёплый, с хрустящей корочкой. Отломил кусок, достал деревянную ложку из похлёбки и вдохнул глубоко — гороховый суп с дымком, точь-в-точь как батя в детстве варил в старой чугунной кастрюле.

Жуя всё это нехитрое, но сытное угощение, я смотрел на деревенскую жизнь, которая кипела вокруг. Мужики всё ещё стучали молотками возле таунхауса — видать, Пётр свою лепту активно вносит в обустройство, и правильно делает. Работа спорится, когда руки умелые и желание есть.

Прасковья вон с Аксиньей суетились во дворе возле своей избы — то ли бельё развешивали, то ли что-то другое по хозяйству. А вон и Пётр с Ильёй тащили тяжёлый сундук уже в новое жильё Петра — справляются вдвоём, хоть и нелегко им.

Да всё-таки удачное место себе бабка выбрала для дома. Прямо с крыльца всех видно, всю деревню как на ладони — кто куда идёт, кто что делает. Настоящая смотровая площадка получилась.

Но в голове всё-таки была одна назойливая мысль — Машка, её пухлые губы, её зеленые глаза с искорками. Тряхнул головой ещё раз, пытаясь отогнать видения. Но наваждение так и не проходило, крепко засев в голове.

Через час ко мне зашёл Пётр, довольно потирая натруженные руки и улыбаясь во весь рот.

— Барин, — начал он, — вещи, значит, как полагается в таунхаус перенёс. Илюха здорово помог, силёнка у парня есть. А вон сейчас жена с малыми всё разбирает по местам, раскладывает. Правда, я её отругал строго, чтоб тяжести не поднимала без нужды. Мы ж малого ещё ждём к осени. Так вот, барин, что дальше будем делать-то? Дело не ждёт же, я так понимаю.

— Молодец ты, Петька, — кивнул я одобрительно, — завтра с утра пораньше на Быстрянку пойдём, ещё раз всё хорошенько прикинем на месте. Нужно нам подходящий материал искать — брёвна ровные, доски. Может, пилы да топоры с собой возьмём, хоть часть заготовим сразу на месте. А сейчас, вон, давай пошли — чертежи покажу подробные. Вы же инструменты у Игната забрали?

— Забрали, конечно, забрали, — хмыкнул он удовлетворённо. — Прасковья всё отдала без разговоров, говорит: «Мне ничего этого не надо, а для барина ничего не жалко». Там и пилы добрые, и рубанки разные, и для кузницы всё добро есть. Я всё перетащил, как вы велели. Митяй помог — парень, хоть и молодой, а толковый.

— Ну, добро, — сказал я, поднимаясь с лавки, — тогда пошли, покажу, что у меня получается. И потом отдохнём до завтра как следует — завтра день тяжёлый будет.

Мы зашли в избу, я развернул парусину с чертежами на столе. Пётр наклонился над рисунками, внимательно разглядывая каждую деталь: колесо с лопастями, втулки, ось, редуктор.

— Всё оно вот вроде как понятно, — проговорил он задумчиво, водя пальцем по линиям.

— Так то оно так, да только на схемах пока. — Ответил я. — Осталось теперь всё это сделать руками, да чтоб работало как надо.

Пётр всё вглядывался в мои чертежи на парусине, будто это не схема водяного колеса, а карта сокровищ капитана Флинта. Его глаза, прищуренные немного от старания, бегали по линиям лопастей и втулок, а мозг, видать, уже прикидывал, как всё это вырезать и строгать, какой инструмент понадобится, где брать материалы.

Вопросы сыпались, как горох из дырявого мешка:

— Барин, а лопасти точно если гнуть не треснут? А втулки как смазывать будем? Дёготь-то не вытечет со временем? А если вал перекосит чуть-чуть, как шестерни будут держаться? И ещё — зубья на звёздочках какой глубины делать?

Я отвечал как мог, вспоминая сопромат и уроки физики, которые в школе казались абсолютно бесполезными. Вот оно, практическое применение теории!

— Гнуть, Петька, будем осторожно, не сильно, отмеряя угол точно. Можно будет попробовать под паром — распарим древесину, тогда гнуться будет легче. Но если не получится, то проще сделать внахлёст. Просто сделаем каждую лопасть из двух частей под углом, скрепим намертво. А дёготь смешаем с салом, с жиром растопленным — так смазка будет держаться дольше и не будет вымываться. Для вала нужно будет взять обязательно очень ровное бревно, без сучков и трещин. Металлом укрепим по всей длине — и не поведёт никогда. Получится всё, если не лениться и всё делать строго по чертежам, без самодеятельности.

Он кивнул, потёр подбородок мозолистой рукой, но сомнения в глазах всё-таки остались. Видать, привык к простым вещам — табуретки там, лавки, а тут механизм сложный. Ну ничего, инженер из 21 века и плотник из Уваровки, хотя он все-таки из Липовки, конечно, что не важно — горы свернут, если захотят.

— Слушай, Петь, — перебил я его размышления,