Железный Ворон - Ярослав Мечников

Новость была как удар под дых. Завтра я встречусь не только с невестой и её отцом. Я встречусь с тем, кто чуть не убил Алексея. С тем, с кого и начался весь этот кошмар.

Новость эта не вызвала у меня страха. Наоборот. Внутри что-то щёлкнуло. Азарт и холодная ярость, которые я испытывал в последние дни, слились воедино.

— Что ж. Тем лучше, — сказал я ровно, и мой голос удивил меня самого своей холодностью. — Это в любом случае произошло бы. Так что… лучше раньше.

Лина смотрела на меня с беспокойством, она явно ожидала другой реакции.

Я отвернулся от неё и подошёл к окну, за которым медленно плыли галактики. Я смотрел в бездну, но видел не звёзды, а предстоящую встречу. И вдруг на меня нахлынула какая-то тоска. Осознание того, насколько всё это чужое, насколько я один.

— Знаешь… — я повернулся к ней, — … я хотел тебе кое-что сказать, Лина. Что-то… отчего тебе может быть некомфортно.

Лина нахмурилась. Её беспокойство усилилось. Она сделала шаг ко мне.

— Что такое, Алексей? Что случилось? Ты можешь сказать мне всё, что угодно.

Она была готова к чему угодно: к моим страхам, к новому безумному плану. Но не к тому, что я собирался сказать.

— Если бы я мог выбирать…

Слова застряли у меня в горле. Чёрт, неужели я это скажу? Сердце заколотилось, как сумасшедшее. Ладони вспотели. Вся моя напускная холодность и азарт испарились, оставив после себя только голого, нервничающего Петю Сальникова.

Я сделал глубокий вдох.

— Если бы я мог выбирать, то… я предпочёл бы помолвку с тобой.

Я сказал это.

И замер, чувствуя, как ноги еле держат меня, а сердце готово выпрыгнуть из груди. Я не смотрел на неё. Я смотрел куда-то в пол, не в силах поднять глаза. Я ждал её реакции. Уничтожающей насмешки. Неловкого молчания. Злого окрика. Чего угодно.

Тишина длилась вечность.

А потом я услышал её шаги. Она подошла совсем близко. Я всё ещё не решался поднять голову.

И тут я почувствовал её руку на своей щеке. Тёплую, немного шершавую от работы. Она осторожно, но настойчиво, заставила меня поднять голову и посмотреть на неё.

Её зелёные глаза были совсем рядом. В них не было ни смеха, ни жалости. В них была… бесконечная нежность и какая-то глубокая, светлая грусть.

— Ох, Алексей Воронцов… — прошептала она, и её голос дрогнул. — Какой же ты всё-таки… идиот.

Она улыбнулась. Самой грустной и самой красивой улыбкой, которую я когда-либо видел.

— Если бы мы могли выбирать… — повторила она мои слова, — … всё было бы по-другому. Совсем по-другому.

Она не убирала руки. Она просто смотрела мне в глаза. И в этот момент я понял, что моё признание не было безответным.

Но её взгляд тут же стал серьёзным, почти строгим.

— Но мы не можем. И ты должен это понимать. Завтра… завтра ты должен забыть обо мне. Забудь об этом разговоре. Забудь обо всём. Ты должен быть скалой. Холодным, непроницаемым княжичем Воронцовым. Ты меня слышишь? Ты должен выжить. Ради себя. И, может быть… — она запнулась, — … когда-нибудь потом, у нас будет шанс что-то выбрать.

Она убрала руку, и на моей щеке осталось ощущение тепла.

— А теперь отдохни. Тебе нужны все силы.

Она развернулась и, не оглядываясь, вышла из моей комнаты, тихо прикрыв за собой дверь.

Я остался один. Посреди своей космической гостиной. С колотящимся сердцем и пониманием, что теперь на кону стоит нечто гораздо большее, чем просто моя жизнь.

…

Утро третьего дня было холодным и безмолвным. Даже космос за моей стеной казался застывшим и напряжённым. Я не спал. Я провёл всю ночь, сидя в кресле и глядя в пустоту, снова и снова прокручивая в голове всё, что должно было произойти.

На завтрак я не вышел.

Точно в назначенное время в дверь постучали. Это был Степан Игнатьевич. Он принёс парадную форму — тёмно-синий, почти чёрный китель с серебряным шитьём и высоким воротом. Герб Воронцовых на груди, казалось, насмешливо поблескивал.

— Пора, княжич, — сказал он тихо. В его голосе не было ни капли эмоций, но во взгляде я уловил тень сочувствия.

Я молча оделся. Китель сидел как влитой, но ощущался как доспех. Или как смирительная рубашка.

— «Маска Покоя», — напомнил мне лекарь то, я слава богу уже и сам изучить.

Я кивнул. Закрыл глаза и сплёл заклинание. Я почувствовал, как тонкая, невидимая плёнка эфира легла на моё лицо, скрывая напряжение в мышцах и придавая ему спокойное, отстранённое выражение.

— Хорошо, — сказал Матвеев, внимательно меня осмотрев. — Идёмте.

Мы вышли из Башни Магистров тем же путём — через портал. Но на той стороне нас ждал не пустой коридор. Нас ждали двое гвардейцев в парадных латах и с алебардами. Они молча сопроводили нас по гулким залам Академии.

Мы пришли в Парадный зал Приёмов.

Это было огромное, высокое помещение с колоннами из белого мрамора и мозаичным полом. Под потолком висели гигантские хрустальные люстры, сияющие магическим светом. Здесь было холодно и торжественно.

В центре зала уже стояли они.

Глава рода Голицыных, князь Павел — высокий, седовласый мужчина с надменным лицом и пронзительными голубыми глазами. Его сын, Родион, — тот самый блондин с дуэли. Он смотрел на меня с нескрываемой ненавистью и изумлением. И рядом с ними — она. Анастасия.

Она была в длинном, строгом платье из серебристо-голубого шёлка. Её платиновые волосы были уложены в сложную корону из кос. Она была похожа на ледяную статую, сошедшую с пьедестала. Безупречная. Холодная. Недосягаемая.

С другой стороны зала стоял ректор Разумовский. И рядом с ним… он. Мой «отец». Князь Дмитрий Воронцов. Он был точь-в-точь как на гравюре. Высокий, с жёстким, властным лицом. Он смерил меня тяжёлым, оценивающим взглядом. В его глазах не было ни теплоты, ни ненависти. Только холодный расчёт.

Меня подвели и поставили рядом с ним.

Глава 19

Тишина. Никто не двигался. Я чувствовал себя актёром на сцене, который ждёт своей реплики. Я не смотрел ни на кого, мой взгляд был устремлён прямо перед собой. Я ощущал, как она, Анастасия, «сканирует» меня. Лёгкие, почти неощутимые щупальца холода пытались пробиться сквозь мою «Маску Покоя», прощупать мой пульс, почувствовать мой