Железный Ворон - Ярослав Мечников

Никто не улыбался. Главы Родов обменялись парой ледяных фраз, и делегация Голицыных отбыла так же быстро, как и появилась. Анастасия бросила на меня последний, долгий, нечитаемый взгляд, прежде чем уйти.

Меня немедленно, без всяких разговоров, сопроводили обратно в Башню Магистров. Мой «отец» не сказал мне ни слова. Он просто смотрел, как меня уводят гвардейцы, и на его лице была маска глубокой задумчивости.

Когда за мной закрылась дверь моих апартаментов, напряжение, которое держало меня всё это время, отпустило. Ноги подкосились, и я буквально сполз по стене на пол. Я сидел, тяжело дыша, и смеялся. Тихим, сумасшедшим смехом. Я сделал это. Я выжил. И я перевернул их шахматную доску.

Весь остаток дня я провёл в своих комнатах. Я ждал. Реакция должна была последовать.

И она последовала.

Вечером, когда я сидел за столом и пытался читать, синее пламя в камине вспыхнуло, и из него вылетел уже знакомый мне огненный шарик — вызов от ректора. Но он не подлетел ко мне. Он завис в центре комнаты и развернулся в проекцию.

Передо мной появилось изображение ректора Разумовского. Он сидел за своим столом, и вид у него был очень серьёзным.

— Княжич, — начал он без предисловий, его голос был сухим и официальным. — Ваш… перформанс на церемонии не остался незамеченным. Князь Дмитрий только что покинул мою резиденцию. Он в ярости и полном замешательстве. Он не понимает, что с вами происходит. И, откровенно говоря, я тоже.

Он сделал паузу.

— Однако ваш поступок имел неожиданный эффект. Князь Павел Голицын, впечатлённый вашей… дерзостью, согласился на одно из старых требований вашего отца по Северным Территориям. Ваша выходка принесла вашему Роду больше пользы, чем десять лет переговоров. Ваш отец не знает, казнить вас или наградить.

Ректор откинулся на спинку кресла.

— А теперь к делу. В связи с этими событиями, принято два решения. Первое: ваша изоляция в Башне Магистров продолжается. Но теперь — с определённой целью. Вы будете заниматься со мной. Лично. Два раза в неделю. Я хочу понять природу вашего «пробудившегося дара».

Моё сердце пропустило удар. Личные занятия с ректором.

— И второе, — продолжил он. — Княжна Голицына изъявила желание… пообщаться с вами. В неофициальной обстановке. Чтобы «лучше узнать своего будущего супруга». Я, после консультаций с её отцом, дал разрешение.

— Завтра, в полдень, она придёт к вам. В вашу гостиную. Вы будете вдвоём. Без свидетелей. Без отцов. Без меня.

Проекция ректора смотрела на меня в упор.

— Я не знаю, чего она хочет, Воронцов. Проверить вас. Сломать. Или… что-то ещё. Но я бы на вашем месте готовился к худшему. Это её первая самостоятельная игра на этой доске. И она будет играть на победу. Конец связи.

Огненный шар свернулся и исчез в камине.

Я остался сидеть в тишине. Один на один с новостью о том, что завтра Снежная Королева придёт ко мне. В мою клетку.

Ну что, суки вы этакие, не ожидали, что я вдруг начну дёргаться? — злорадно подумал я. — Петя Сальников своего не упустит.

Но за этой бравадой скрывалась тревога. Я стал замечать, что меняюсь. И это меня немного пугало. Я чувствовал, как становлюсь кем-то другим — уже не собой, но и не в полной мере Алексеем. Этот новый «я» был слишком смел, слишком дерзок. Я чувствовал, как что-то давнее во мне, в Пете, что было забито рутиной и безнадёгой, вдруг распускается, будто ему наконец-то разрешили жить по-настоящему.

Что ж… Встреча, — я вернулся к насущным проблемам. — Почему бы и нет. Но… здесь Лина. И может быть очень неловко.

Мысль о том, что Анастасия придёт сюда, в наше общее пространство, и Лина может её застать, была неприятной. Мне стало не по себе. Я должен был её предупредить. Подготовить.

Я встал и подошёл к двери. Вышел в общую гостиную. В камине всё так же горело синее пламя, диваны пустовали. Я подошёл к двери Лины и тихо постучал.

Она открыла почти сразу, словно ждала. Вид у неё был взволнованный.

— Ну что? — выпалила она шёпотом. — Что они тебе сделали? Тебя не высекли? Не отчислили?

— Хуже, — ответил я мрачно. — Можно войти?

Она кивнула и пропустила меня в свою мастерскую. Я вошёл, но не стал садиться.

— Лина, слушай. Ректор только что со мной говорил. Он… он разрешил Анастасии Голицыной прийти ко мне. Завтра. В полдень. Она будет здесь. В моих апартаментах. Мы будем вдвоём.

Я видел, как улыбка медленно сползает с её лица. Как в её зелёных глазах гаснет огонёк.

— Здесь? — переспросила она тихо.

— Да, — кивнул я. — И я… я не хочу, чтобы ты… ну… чтобы тебе было неловко. Или чтобы ты случайно вышла и… В общем, я подумал, что должен тебя предупредить.

Лина молчала несколько секунд. Она отвела взгляд, и я увидел, как она закусила губу.

— Понятно, — сказала она наконец, и её голос был нарочито бодрым, но я слышал в нём фальшивые нотки. — Ну, это же… хорошо, наверное. Узнаете друг друга получше. Поговорите. Может, она не такая уж и Снежная Королева, как все думают.

Она пыталась казаться равнодушной, но у неё плохо получалось.

— Я… я, наверное, просто посижу у себя в мастерской завтра. Поработаю. У меня как раз есть сложный проект. Так что не волнуйся, я вам не помешаю.

Она не смотрела на меня. Она смотрела на своего недоделанного скарабея на верстаке. Разговор явно причинял ей боль.

Я смотрел, как она прячет глаза, как пытается изображать безразличие, и чувствовал себя последней сволочью. Этот разговор был тяжёлым, но необходимым.

— Лина, мне очень жаль, — сказал я тихо, сделав шаг к ней. — Я бы не хотел, чтобы так получилось. Поверь. Ладно?

Она медленно подняла на меня глаза. В них стояли слёзы, которые она отчаянно пыталась сдержать.

— Я верю, Алексей, — она выдавила из себя слабую улыбку. — Это не твоя вина. Это… просто так устроен наш мир. Иди. Готовься к встрече.

Она развернулась и подошла к своему верстаку, давая понять, что разговор окончен. Она не хотела, чтобы я видел её слёзы.

Я постоял ещё секунду, чувствуя себя абсолютно беспомощным. Затем молча вышел из её мастерской, тихо прикрыв за собой дверь.

Я вернулся к себе, и её образ, её печальная улыбка