Головы с плеч - Зои Хана Микута

находила в себе лишь это чувство, отвратительный ужас, который разбудил ее в ту ночь, помог ей найти тайник в полной темноте и раскопать его, но теперь она боялась не Святых – а боялась ли она их на самом деле когда-нибудь? Сейчас она постоянно представляла себе, как толпа Святых вламывается в шалаш, как она испытывает страх смерти… Однако не будем повторяться, дорогой читатель, ты уже знаешь, о чем она думала дальше…

Они были настолько сильно поглощены ненавистью к себе, что им было некогда ненавидеть друг друга. А может быть, думали они глухой ночью, лежа в полной тишине, себя ненавидеть намного проще, чем друг друга. Потому что – как они двое могли друг друга ненавидеть?

Они любили друг друга больше всего на свете.

Несмотря на это, они попытались бежать втайне друг от друга.

Несмотря на это, они собирались бросить друг друга.

Можно было обвинять во всем Страну Чудес; кстати, опечаленный рассказчик искренне считает, что нашим дорогим героиням следовало винить в происшедшем Лес. Можно было обвинять Святых, человека или животное, которое украло недостающие головы, а можно было даже обвинить Текку. Но это не помогало. Ничто не помогало, когда они ощущали присутствие этой ненависти, подобной живому, дышащему существу, лежавшему рядом с ними по ночам, когда они тщетно пытались уснуть.

Однажды ночью Кэресел перевернулась на бок. Ей мешала веточка или еще какая-то дрянь, и с той ночи она больше не поворачивалась лицом к Икке. А Икка не спала, ее кожа в темноте была белой, как лунный свет, маленькие черные глаза блеснули, когда она на миг встретила взгляд Каро, и они одновременно сделали вдох. Ветер шевелил кроны деревьев, шуршали сосновые иголки. В этом шуршании слышался упрек.

Кэресел положила руку на талию Икки.

– Не надо, – произнесла Икка, но она говорила сама с собой; несмотря на это, Каро хотела убрать руку, и следующее «не надо» заставило ее вздрогнуть, потому что эти слова предназначались для нее, и тогда Икка придвинулась к ней и обняла ее.

Объятия были неуклюжими, неумелыми, как будто они впервые встретились; и они отодвинулись друг от друга, чувствуя, как мысль обретает форму. Это неправильно. Но они задавили эту мысль прежде, чем она успела укрепиться в сознании, снова обнялись, прижались друг к другу. Пальцы Каро гладили спину Икки, пальцы Икки перебирали волосы Каро, потом спустились ниже, они знали, что делать, чтобы заставить Каро задыхаться, и – трепет куда-то исчез, и они одновременно оттолкнули друг друга.

Икка поднялась, и Каро последовала за ней к потухшему костру; осенний ветер уже остудил ее пылающее лицо и шею, унес с собой тепло другого тела.

– Ты… – ахнула Кэресел.

Это было первое слово, которое она произнесла за несколько недель, поэтому она говорила хрипло, с трудом. Глаза щипало от магии, лицо Икки было скрыто за голубой пеленой. Каро прокляла эту дрянь за то, что она выдавала ее состояние: да, черт возьми, она могла сдержать слезы, но не могла остановить появление магии, питавшейся ее болью.

– Ты это сделала… Или я все придумала, Алиса? Как ты теперь ко мне относишься?

Возможно, она не совсем это хотела сказать, но слова были произнесены, и теперь Каро поняла, что эта мысль терзала ее сильнее всего. Она не могла жить, если Икка ненавидела ее так же сильно, как она сама ненавидела себя.

– Ты знаешь, что это неправда, – так же хрипло, со злобой проговорила Икка, и в уголках ее губ выступили серебристые капли. Каро смотрела, как она облизывает губы, глотает. – Ты сделала то же самое. Ты собиралась сделать то же самое. Это не имеет никакого отношения к тому, как мы друг к другу относимся!

– Имеет, и ты это знаешь!

– О боги, я люблю тебя, ты, сучка, а ты любишь меня, ведь так?

– Вечно ты рассуждаешь, как на уроке, мать твою, Алиса.

Каро рассмеялась, запрокинув голову, и струйки магии потекли по ее вискам. Она видела ночь сквозь мерцающую синюю завесу. Это был абсурд, безумие. Теперь она просто болтала. Трещала, как одна из ее птиц, одновременно думая о том, что слухи говорили правду. В Стране Чудес люди действительно сходят с ума.

– Ну и ну, мы совсем безнадежны! Это не имеет значения. Это не имеет значения! – Она замахала руками, словно отгоняя боль. – Ну давай. Ну же. Просто прикоснись ко мне снова, Алиса, давай! Прикажи мне отдать остальные головы Святых. Прикажи мне встать на колени. Скажи, что предаешь меня.

– Перестань, – прохрипела Икка.

Тогда Каро действительно опустилась на колени. Она все смеялась и смеялась, схватила Икку за талию, притянула к себе.

– Скажи, что ради меня ты готова совершать ужасные вещи.

– Готова. Боги, ты же знаешь, что готова.

– Тогда прости меня.

– Прощаю. Прощаю. – Но теперь Икка плакала.

– Я тоже тебя прощаю, – сказала Каро, зная, что поступает жестоко.

– Отвали от меня.

Икка вырвалась, и Каро отпустила ее. Так она и стояла на коленях посреди леса, лишившись своего алтаря.

– Я тоже тебе не верю.

– Мне было страшно. Ведь ты тоже просто испугалась, да, Кролик? – прошептала Икка, и Страна Чудес учуяла дрожь в ее голосе и проглотила эту дрожь целиком.

Но от этого всего Каро было так горько.

Как же хорошо все было, как близки они были к тому, чтобы победить Страну Чудес, как близки к своей мечте о том, чтобы быть счастливыми до конца своих дней. И она все испортила.

Но Икка предала ее первой.

Каро знала, что она совершенно случайно, благодаря какому-то сбою в цикле «сон – бодрствование», поймала Икку в лесу, а не наоборот. И все равно, эта мысль засела у нее в голове: Икка на самом деле не любит ее. Не любит. Не любит. Не любит.

Но, возможно, важнее этой мысли был тот факт, что Каро на самом деле не любила Икку.

Это не могло быть любовью.

И сознание этого смущало ее, мешало ей дышать. Неужели Страна Чудес проникла настолько глубоко в их кровь, в их мозг, что они начали обманывать сами себя?

– Мне было страшно, – наконец, услышала Каро собственный голос. Она встретила взгляд Икки и поняла, что ее лицо тоже перемазано магией. – Мне было страшно, и мне следовало убить тебя. Мне, твою мать, следовало скормить тебя птицам.

Икка сделала шаг назад; на ее лице на миг отразилась боль, всего на миг, а потом гнев обжег ей горло, кончики пальцев.

– Ты тоже предала меня, – произнесла Икка тихо,