Головы с плеч - Зои Хана Микута

И все это время Икка просто охотилась ради награды, которую корона раздавала за головы Святых – любому, аристократу, простолюдину или освобожденному Бармаглоту, – и ни разу даже не показывалась в Петре. Она вела незаметную жизнь, и это раздражало Каро, то, что Икка проводила свои дни в одиночестве. Как будто она никогда не нуждалась ни в ком. Как будто она никогда не нуждалась в Каро.

– О-о, – проворковала Икка, лежа на каменном полу в луже крови. – Я сама еще не определилась, кто я в данный момент. Только что я была незначительным существом, а в следующую минуту я уже крепко засела у тебя в голове – правда, Кролик? Пора тебе уже привести в порядок свои больные мозги, чтоб они сгнили у тебя прямо в черепе…

– Знаешь, у меня здесь большие связи, королева ко мне прислушивается, – в свою очередь проворковала Каро, хотя это было ложью. Хэтти всегда делала только то, что хотелось самой Хэтти. – Не надо закатывать глазки, дорогая, это так грубо – более того, это очень глупо, принимая во внимание твое положение. Ведь ты убила ее мужа…

– Ты чувствуешь на мне ауру смерти? – перебила ее Икка и самодовольно ухмыльнулась.

Кэресел, разумеется, ничего не чувствовала. Икка даже пальцем не тронула красавчика Иль-Хёна. В отличие от полуживой Текки, которую она протащила через свою тьму, обожгла своей магией, которую Каро расцарапали своими клювами и когтями вороны. При этой мысли у нее пересохло в горле.

– Превосходно, ты всего лишь вызвала Святого, который съел короля заживо на глазах у его жены. Не совсем убийство, но ты же знаешь, что для бывших Бармаглотов существует только одно наказание. – Кэресел заметила сомнение во взгляде Икки, снова ухмыльнулась и с наслаждением продолжала: – О да, так что, Алиса, дорогая моя, с твоей стороны очень глупо не умолять меня, потому что я могу спасти тебя от этой участи.

Кэресел почувствовала, как каблуки Икки заскребли по полу – ее лицо было бесстрастным, но тело непроизвольно дернулось. Когда она заговорила, в ее голосе прозвучала нотка страха.

– От Лабиринта?

Эти слова о чем-то напомнили Каро, а это раздражало. Она не хотела, чтобы ей о чем-то напоминали. Но она видела белое лицо Икки и двух мужчин, чья жалость вызывала у Каро отвращение и злобу, и тело Текки, неподвижное тело… и Икку, и Икку, и ее голос, очень тихий, какого Каро никогда не слышала: «В Страну Чудес?»

– И что в этом такого? – прохрипела Икка, пытаясь снова говорить язвительным тоном. – Игровая комната Хэтти Новембер Ккуль. Она постоянно шныряет туда-сюда, так? Говорят, торчит там по несколько дней. И ничего – жива и здорова.

– Жива и здорова, о да! – рассмеялась Каро, пытаясь скрыть свою неуверенность. – А как же иначе? Ее собственные творения не в состоянии причинить ей вред, а других Святых, которые попадаются в Лабиринте, она не привлекает – она всегда спокойная и бесстрастная.

– Это неестественно.

– Допустим, но разве это не интересно…

Внезапно Икка широко распахнула глаза.

– Ты даже не знаешь, чем она там занимается!

– Хэтти ходит в Лабиринт, чтобы молиться.

– Чушь собачья.

– Ты, маленькая… – Каро снова вцепилась в ханбок Икки, хорошенько тряхнула ее несколько раз, потом опомнилась и отпустила. – О да, вообще-то ты права. Я не знаю точно. Но меня это не сильно беспокоит – потому что мне плевать. Бесцельное гадание и одержимость всякими глупостями я оставляю тебе, Алиса.

– Она убила собственную мать.

– Ты уже всех достала с этим убийством матери.

И Каро щелкнула Икку по носу.

Боги, как же она раздражала! Ей было на самом деле плевать на старую королеву, она просто искала себе оправдание. Неужели Икка не может просто удовольствоваться сознанием того, что она кровожадная убийца? Ей следует попытаться полюбить себя так, как любит себя Каро.

Икка продолжала нести какую-то чепуху, а Каро, не слушая ее, размышляла: «Однако же, я не такая противная, и, определенно, меня легче полюбить… То, что она не влюблена в меня прямо сейчас, просто говорит о том, что у нее плохой вкус. И она все болтает… хотя…» Все эти разговоры навели Каро на мысль. Или это была не мысль? Возможно, воспоминание… нечто забытое или потерянное, спрятанное под половицей, которую Икка только что выдрала из пола своими словами, и теперь Каро видела в тайнике, наполовину скрытый в тени, тот миг, когда Хэтти упомянула – что-то насчет ее матери, так? Каро почти вспомнила… Боги, кем Икка себя возомнила, какое право она имеет взламывать роскошные сверкающие полы в голове у Каро!

– Да тебе-то какое дело до ее матери? – резко перебила она Икку.

– Такое! Я ее ненавижу, ненавижу весь ее род – она не должна сидеть на троне. Ккулей следует истребить за то, что они создали Святых.

– Что? Ее надо убить за поступок ее деда? Двоюродного деда?

Каро снова расхохоталась.

– Он был просто мужчиной; а мужчины всегда начинают войны. Почему Хэтти нельзя пользоваться даром, который вселенная предоставила в ее распоряжение? А ты не поступаешь так же? – Она ткнула острым ногтем в ключицу Икки. – Какая же у тебя, наверное, тоскливая жизнь, если ты зациклилась на этой дурацкой идее! О, вот это ненависть, Иккадора Алиса Сикл, – ворковала Каро, наклоняя голову то влево, то вправо при каждом слоге этого имени, которое ранило язык, словно комок колючек. – Ты и твоя ненависть, ты и больше ничего, ты и больше никого – что, она спасает тебя от голода и холода по ночам? Кто знает, может, Лабиринт – это как раз то, что тебе нужно. Для того чтобы пересмотреть взгляд на вещи, нет ничего лучше, чем Святой, который глотает тебя целиком. Возможно, в свой последний миг ты забудешь о ненависти и найдешь любовь вокруг себя – в глотке Святого, по дороге в его желудок! И наконец обретешь мир и покой!

Глаза Икки вспыхнули.

А потом она улыбнулась.

– О, Кролик, – прошептала она медленно, чтобы эти слова проникли в сознание Каро, и продемонстрировала шрам на безымянном пальце. – Разве я когда-нибудь в жизни видела что-то хорошее от этой гребаной любви?

Шаги Каро разносились по коридору, юбки шуршали по лестнице, ведущей наверх, а Икка лежала на холодных камнях. Наконец-то одна.

Если бы это происходило в одной из книжек Икки, сейчас герой (или героиня) осознал бы, насколько он напуган, на него обрушилась бы вся ужасная неизбежность смерти; но герой знал, что должен сделать то, что должно быть сделано, несмотря на страх. Храбрость у