Отвергнутая жена. Хозяйка старого поместья - Натали Эмбер

40

Месяц спустя

Этот месяц выдался непростым. Заказы на шубы приходили один за другим. Пришлось срочно расширять производство и нанимать новых работниц. В мастерской всем заправляли Аби и Марта, а я часто приезжала им на выручку.

Совсем нас посетил Генри Браун, дознаватель из Нортеншира. Он лично сообщил мне, что Брагоса осудили пожизненно. Вскрылись неприятные факты его биографии. Оказалось, я не первая женщина, которую он пытался обмануть. Были и другие.

В оранжерее поспели первые огурцы и помидоры. Морковь тоже была на подходе. Работы непочатый край.

И вот заветный день настал.

Утро началось не с рассвета, а с того, что в мои покои ворвалась Тея с подносом, полным фруктов и выпечки, но её сияющее лицо было ярче любого солнца.

– Нельзя идти к алтарю натощак, госпожа! – объявила она так, словно я собиралась на поле битвы, а не под венец.

Сегодняшний день одновременно манил и пугал своей грандиозностью. Я выглянула в окно на замковый двор, кишащий людьми. Везде были расставлены цветы, даже зимние розы, выращенные в оранжереях специально к этому дню.

Блестели начищенные до блеска доспехи стражников, выстроившихся в почётный караул. Они принимали гостей, которые, кажется, съехались к нам со всего герцогства. Шум приглушённых голосов, смех, музыка – всё это доносилось сюда, в мою тихую обитель. Грандиозный праздник, главной героиней которого была я.

Но самым бесценным, самым волшебным подарком в это утро стало моё платье. Когда Марта и Тея внесли его в комнату, у меня перехватило дух.

Ни одна портниха в мире не смогла бы сшить подобное платье за столь короткий срок. Но Марта смогла. Она не спала ночами, её глаза покраснели от усталости, но результат был достоин королевы.

Это было настоящее произведение искусства. Из сотканного с серебряной нитью белого атласа, тяжёлого, струящегося, падающего мягкими, идеальными складками. Кружева ручной работы, которые Марта плела долгими вечерами, покрывали лиф и длинные, расшитые жемчугом рукава. А сзади тянулся шлейф, такой длинный, что за его должны были нести две служанки.

– Ну вот, почти готово, – раздался за моей спиной голос Марты, спокойный и сосредоточенный, как всегда.

Я обернулась и застыла, увидев своё отражение в огромном стоячем зеркале. В нём смотрела на меня не Айрис Винс, владелица скромного поместья и маленькой мастерской, а незнакомая, ослепительная невеста.

– Поверить не могу... – прошептала я, глядя на своё отражение. – Это какая-то сказка.

– Это вы, госпожа, – твёрдо сказала Марта, поправляя на мне последнюю складку. Её глаза блестели от слёз гордости и счастья. – И это ваша реальность теперь.

– Мама бы вами гордилась, – прошептала Тея, вытирая слезу уголком своего передника.

Платье сидело безупречно, подчёркивая талию и плечи. Фата из тончайшего кружева, была закреплена на макушке изящной диадемой с сапфирами – старинным фамильным украшением дома де Васкесов, которое Энрике лично принёс мне сегодня утром.

Он был уже в своём парадном камзоле из тёмно-синего бархата, расшитого золотыми нитями. На плечи была накинута горностаевая мантия. Он выглядел потрясающе – могущественный, уверенный в себе, настоящий герцог. И он скоро станет моим мужем. Эту мысль мой мозг всё ещё отказывался принимать.

Он медленно вошёл в комнату, не сводя с меня взгляда.

– Оставьте нас, – тихо сказал Тее, не глядя на неё.

Нянюшка с лёгким реверансом тут же удалилась, притворив за собой дверь.

Мы остались одни. Он подошёл ко мне так близко, что я почувствовала запах его парфюма – сандала и чего-то холодного. Он не говорил ни слова, просто смотрел на меня, и в его взгляде было столько любви, обожания и непоколебимой уверенности, что мой страх начал понемногу отступать.

– Ты прекрасна, – он, наконец, заговорил, и его голос был низким, немного хриплым от сдерживаемых эмоций.

Он протянул руку и коснулся кончиками пальцев моей щеки. Прикосновение было таким нежным, что по коже побежали мурашки.

– Я не могу поверить, что это происходит наяву, – призналась я, глядя на него. – Я так боюсь ошибиться, опозорить тебя...

– Никогда, – он мягко перебил меня. Его пальцы переместились к моему подбородку, слегка приподняв его, чтобы я смотрела ему прямо в глаза. – Ты не можешь опозорить меня. Всё, что ты делаешь, будет правильно, потому что ты моя жена.

Он произнёс эти слова с такой нежностью и обожанием, что у меня перехватило дух.

– Но все эти люди будут смотреть, судить...

– Пусть смотрят, – он улыбнулся своей уверенной, немного хищной улыбкой, которая всегда заставляла моё сердце биться чаще. – Пусть видят, что их герцог добился величайшей победы в своей жизни – завоевал сердце самой прекрасной и самой упрямой женщины в королевстве. И пусть завидуют.

Он наклонился и поцеловал меня. Это был не страстный поцелуй, а скорее обет, печать, обещание. Лёгкое, почти невесомое прикосновение губ, которое, однако, обожгло меня до самых пяток.

– Готовься, – прошептал он отстраняясь. Его глаза сияли. – Я буду ждать тебя у алтаря.

Он вышел, оставив меня одну с бьющимся, как птица в клетке, сердцем, но уже не такой испуганной. Его слова придали мне уверенности.

И дальше всё пошло как в сказке. Шествие по длинным коридорам. Ошеломлённые взгляды гостей, шёпот восхищения.

Лицо Энрике в свете сотен свечей в часовне – сосредоточенное, серьёзное, сияющее любовью. Твёрдая, тёплая рука, которая взяла мою дрожащую ладонь и больше не отпускала.

Голос священника, произносящий древние обеты. Моё собственное, тихое, но чёткое «да». Его громкое, уверенное, слышное на весь храм «да».

Обмен кольцами. Его поцелуй, уже не нежный, а полный страсти и обожания, под радостный гул голосов и перезвон колоколов.

Пир длился вечность. Я сидела рядом с ним, отвечала на улыбки, кивала, но вся была сосредоточена на нём. На его руке, лежащей на моей. На его плече, касающемся моего. На тихом, довольном вздохе, который он издал, когда, наконец, смог отвлечься от обязанностей хозяина и на секунду повернуться ко мне.

– Ты прекрасна, – прошептал он так, чтобы слышала только я. – Моя жена.

От его слов по спине пробежали мурашки.

Когда торжества пошли на спад, он вдруг взял меня за руку и поднялся.

– Простите нас, друзья, – сказал он