Деньги не пахнут 7 - Константин Владимирович Ежов

Но этот человек был иным.

Сцена саммита рассказывала о будущем, построенном на этике, на поиске новых горизонтов сознания, на заботе о человечестве. И для такого замысла место подходило идеально.

Умом стоящие вокруг это, возможно, понимали.

Но в их глазах всё равно жил образ Сергея Платонова, сформированный публикациями и новостями: холодный аналитик, акула рынка.

Чтобы разрушить недоверие, нужно было показать им другой код – их собственный.

Ничего сложного.

Метод был прост: выглядеть как они, пить то, что они пьют, двигаться в их ритме, говорить их языком.

Эта площадка давала редкое преимущество – здесь сам воздух работал на того, кто умел пользоваться символами. Впрочем, и внешность могла стать оружием: в такие минуты она превращалась в настоящий туз в рукаве.

Кроме того, идеалисты Кремниевой долины питали почти детскую веру в некую восточную мудрость, в скрытую духовность, будто укутанную в туман над горами. Достаточно было взглянуть на программу саммита: череда медитаций, тайцзицюань, звуковые ванны, дыхательные практики… Казалось, организаторы пытались собрать в одном месте все мифы о просветлении.

Подобное упускать было нельзя.

Во время медитационного часа зал наполнился мягким полумраком, пахнущим древесным маслом и тёплой мятой из диффузоров. Народ рассаживался на подушки, хлопок одежды тихо шуршал, словно ветер по сухой траве. Рядом устроилась Крейн, подогнув ноги с осторожностью человека, который делает это впервые. Тут же последовали наставления, произнесённые тоном старого монаха, веками практикующего тишину:

– Позиция лотоса и сидячая медитация – не одно и то же. Важно не тело, а состояние: когда дыхание и мысли сливаются.

– Дышать нужно низом живота. Чуть ниже пупка… там собирается энергия.

Короче, пантовался как мог.

Слова будто впитывались в полумрак, и многие вокруг слушали с удивлением, будто перед ними раскрывали секреты далёких храмов. На самом деле эти позы пришлось учить наскоро, прямо в кресле самолёта, но кому какая разница, если легенда звучит убедительно?

Разумеется, не всё шло гладко. На следующей сессии движения тайцзицюань получились такими угловатыми, что любой мастер покрылся бы холодным потом. Но достаточно было правильно брошенного слова – и неловкость мгновенно испарялась:

– Отец показывал другую версию, когда был ещё ребёнком. Похоже, здесь используют местную адаптацию…?

Стоило произнести такое – и всё встало на свои места. В один миг окружающие превратились в робких подражателей, неверно пересказывающих традицию, а вот фигура с чёрными волосами напротив становилась наследником древней школы.

А сам думал: "Какой к чёрту тайцзицюань в СССР…"

После этого некоторые подходили уже с настоящим интересом – просили поделиться знаниями, задавали вопросы, смотрели с лёгким трепетом. На такие запросы достаточным ответом служила едва уловимая, туманная, почти мудрая улыбка.

И всё шло идеально… пока к коврикам не приблизились чёткие, уверенные шаги.

– Не ожидал увидеть вас здесь.

Звук голоса принадлежал мужчине лет тридцати: светловолосому, подтянутому, с выражением человека, который предпочитает говорить по существу. Он коротко кивнул Крейн, а затем повернулся к спутнику:

– Впервые встречаемся лично. Шмидт, генеральный директор Tempest.

Tempest – одна из тех компаний, что привлекла особое внимание: персонализированная медицина, машинное обучение, амбициозные решения. Именно ей предлагалась крупная инвестиция в обмен на участие в управлении. И это же предложение было отвергнуто. Один из тех самых стартапов.

Шмидт, чуть прищурившись, осторожно произнёс:

– Мы уже сообщали свою позицию. Относительно инвестиций ничего не изменилось.

Тон будто намекал, что визит на саммит был чуть ли не попыткой добиться повторной встречи. Хотя по факту он сам подошёл.

– Сергей Платонов, вы, конечно, не похожи на обычного инвестора. Но хедж-фонд, по своей природе, работает ради прибыли клиентов. Это противоречит нашим целям.

Послание лежало на поверхности.

Темпест стремился казаться компанией, движимой высокой миссией индивидуального медицинского подхода. А любой фонд ассоциировался с холодным расчётом и желанием извлечь выгоду. Значит, сотрудничество якобы портило бы их образ.

Сложно представить более неудачный момент.

В груди поднялась волна раздражения – ситуация выглядела так, будто он пришёл сюда специально разрушить созданный образ. Ведь весь день уходил на то, чтобы утвердиться не как алчный финансист, а как носитель древней мудрости, далекий от цинизма рынка.

А теперь?

Легкое насмешливое ощущение: "Решил плеснуть холодной воды?"

Зрители уже начали собираться вокруг, перешёптываясь. Взгляды скользили от одного к другому, ловили напряжение.

Оставлять всё так было нельзя.

Голова слегка наклонилась, ладонь поднялась с мягким жестом, будто развеивая пыль.

– Извините, но разговоры о делах хотелось бы отложить. В это место пришли именно затем, чтобы ненадолго отдохнуть от работы.

Лицо Шмидта мгновенно напряглось. Теперь именно он выглядел тем самым "циничным бизнесменом", который не упускает случая обсуждать сделки даже посреди ритуала внутреннего равновесия.

Но он быстро перевёл дыхание и добавил:

– Просто хотел подчеркнуть, что даже в другой день ответ не изменится.

Каждое слово звучало как попытка подчеркнуть собственную непорочность, противопоставить себя миру денег: мол, "нас ведёт высшая цель, а вы – лишь прибыль".

Но… противник был выбран неудачно.

В играх с образами этот человек был на порядок выше.

Мысль о том, чтобы прямо сейчас наступить на горло Шмитту, проскользнула внезапно – как искра, вспыхнувшая на сухом воздухе. Его самодовольная осанка, выверенные жесты, короткие фразы, будто заточенные под лекции начинающим предпринимателям, располагали к тому, чтобы давать отпор. Аргументов хватало, и в споре этот тип уж точно не выиграл бы.

Но момент был неподходящим. Слишком простым казалось дать ему ответку – словно хлебнуть холодной овсянки. Зачем же тогда был весь этот перелёт, маскировка под восточного мудреца, терпеливое погружение в ритм саммита?

Цель была предельно ясна: выращивание репутации.

А в этом смысле обстановка складывалась даже удачнее, чем можно было ожидать.

Ведь что в мире вызывает больше всего интереса? Огонь да зрелище драки. И прямо тут, на мягком ковре среди запаха цитрусового масла и приглушённого гула голосов, зрелище начинало незаметно разгораться.

Однако проблема заключалась в двух вещах.

Во-первых, это всё ещё не тянуло на настоящий конфликт – лишь стерильный спор инвестора и генерального директора. Во-вторых, вокруг толпилось от силы человек десять. Слишком мало для того, чтобы имя Сергея Платонова разошлось по долине подобно эху.

Следовало расширить сцену.

С этой мыслью взгляд стал серьёзнее, голос – чуть глубже, будто события принимали иной оборот.

– Жаль, что вы отвергаете предложение…

За этой фразой последовала неуловимая тень сожаления – искусственно скроенная, но оттого не менее убедительная.

– Хотелось бы продолжить разговор, но смысла в этом, видимо, немного. В целом… возможно,