Воин-Врач VI - Олег Дмитриев

— Ну а кто ему последний непропитый ум за разум загнал, я что ли? — ухмыляясь одним углом рта в бороду, продолжал шептать другим Чародей. — Вот оставлю тебя тут за старшего, будешь знать, как королям по голове стучать!

— Не надо, Слав! — шёпот за спиной стал даже каким-то жалобным, — У них тут девки с конскими мордами! И языка я не знаю!

— Ничего, на пальцах покажешь. У тебя вон как ловко и доходчиво получается вручную объяснять, — но издевательства над лучшим другом прервала богато одетая баба, выбежавшая из шатра с криками.

— Королева пришла в себя, мужа кличет и брата. И великого друида Старых Богов, что на руках душу её из ледяного плена вынес, — перевёл Стиганд, глядя на Всеслава необычно. С благоговением.

Малкольма, что замер, прижав широкие ладони к сердцу, потащили за собой под локти, как фанерного — ноги короля слушаться отказывались. И возле ложа жены он осе́л кулём, вцепившись в её бледную ладонь, шепча что-то, для посторонних ушей явно не предназначенное. Мы делали вид, что вдумчиво и с интересом изучаем оригинальный узор стен и потолка шатра, оставленный недавним артериальным кровотечением. Хотя оригинального в нём ровным счётом ничего и не было. Особенно после картин прошедшей ночи.

А потом заговорила она сама, хотя я был почти уверен в том, что после случившегося ей предстояло спать не меньше суток, и что связкам её речь вряд ли будет под силу. Но королева продолжала удивлять. То, с каким лицом Стиганд Секира переводил еле слышные хрипы, перемежавшиеся долгими паузами, давало понять, что удивлялись тут не только мы со Всеславом.

— Чёрные во́роны Морриган несли её душу в царство вечного мрака, холода и страданий, к ужасной Хель, владычице мира мёртвых. Но путь им заступил сам Дагда, верховный Бог и всемудрейший Отец Богов. Его волшебная палица, поднимавшая мёртвых и убивавшая живых, не могла помочь, потому что королева не была ни живой, ни мёртвой. И он призвал Лу́га, повелителя света, искусного во всех ремёслах. Луг сказал отцу, что там, на земле, мчатся во весь опор кони великого воина и лекаря, что пришёл с востока на помощь добрым кельтам, скоттам, бриттам и пиктам. Боги вдвоём удерживали её, отгоняя во́ронов.

Звучала вся эта ахинея, которую задыхаясь сдавленно басил архиепископ, довольно тревожно и невероятно. Тревожно от того, что гипоксия, кажется, не прошла стороной, хоть Гнат и следил за вентиляцией лёгких. Невероятно — по всем остальным причинам.

— Тот, в ком живут две души́, спустился к рубежам царства мёртвых, как делал не единожды. Луг приветствовал его, как сына, а Дагда — как внука, и даже дал отпить из своего чудесного неиссякающего котла. Но в питье не было знаний или храбрости — потому что в них не было нужды у воина-лекаря. Там были лишь благословение и удача. И он спас меня, действуя одновременно там, во тьме, и здесь, среди живых.

Слышать от выходивших из наркоза или лежавших без сознания мне доводилось всякое. Но такое — впервые. Ингеборга говорила медленно, трудно, но как-то удивительно складно и убедительно для бредившей. Короли и вожди, военные и духовные лидеры этого времени слушали хрипевшую женщину так, будто её устами с ними говорили Те, о ком она рассказывала, не шевелясь и, кажется, даже не моргая.

— Ей выпала редкая удача, достойная саг. Вернуться от Хель смогли считанные единицы, и многие из них живут рядом с воином-лекарем. Луг и Дагда говорили, что за ним правда. Та старая исконная правда, о которой всё чаще забывают люди, печаля Их. Но пока живы те, кто верит и живёт так, как великий друид с востока, им есть, на что надеяться. Их есть, кому позабавить под Небесами.

— Пусть нагреют молока с мёдом и коровьим маслом, — сказал Всеслав архиепископу, подглядев мои мысли. Королева говорила хуже, чем только что интубированная, и слушать её было больно.

Стиганд Секира, человек с таким прошлым, которого хватило бы с запасом на пятерых, склонился почтительно и забубнил что-то на ухо той бабе, что позвала нас к очнувшейся. А я подошёл к Ингеборге, качнул ладонью и приложил палец к губам, останавливая её попытки подняться и что-то сказать. Послушал пульс, заглянул в глаза. Пророчества древней крови Севера, разговоры с Богами и прочая чепуха удивляли меня значительно меньше её состояния. Видимо, в этом времени экология и впрямь была значительно лучше нашей. Больше никаких объяснений этому я не видел. Ну, разве что чудо?

Стол накрыли богатый. Всего один, но метров на тридцать, наверное. За ним сидели только лучшие из лучших: короли, вожди и старейшины кланов и племён, сотники и десятники из самых первых. Всё войско горцев расположилось вокруг на пледах и каких-то коврах-подстилках, поминутно поглядывая на любимую королеву. Будто переживая, чтобы какие-нибудь демоны снова не утащили её в преисподнюю, готовые снова по первой просьбе прийти на помощь. Тем более что теперь, с наличием в друзьях-соратниках великого друида, воина и лекаря из далёкой страны русов, на это было значительно больше шансов.

Ингеборга Финнсдоттир помирать, как ни странно, не собиралась. Для недавно прооперированной выглядела вполне сносно, внимательно слушала, переспрашивала, и, что, как меня уверяли сказки, совсем не свойственно было королевам, слушалась. Поэтому я, скрепя сердце, допустил её до банкета. Со строгим запретом на резкие и любые какие бы то ни было движения, громкие высказывания, волнение, переедание, недоедание и вообще практически на всё. Запугал, словом, бедную бабу, к такому обращению вряд ли привыкшую, обещав, что если что не так — лично провожу к старухе Хель обратно и велю той подобрать особенно паршивое местечко. Наверное, очень убедительно врал, потому что белая королева возлежала на подушках с поднятой под покрывалом левой ногой, как упавшая набок мраморная статуя без весла. И время от времени позволяла себе приветствовать электорат и выражать солидарность с присутствующими лёгким и плавным покачиванием ладони. Мне этот жест отчаянно напомнил Брежнева, Устинова и Черненко на мавзолее, только эта была горизонтальная и без норковой шапки.

Говорили обо всём вообще. Нет, сперва, понятное дело, слушали и многозначительно кивали в нужных местах, когда вызванные королём разведчики докладывали, сбиваясь, потея и косясь на президиум, об увиденном. Потом коротенечко изложили свою версию. Да, мол, было дело. Изловили дома ядовитую падлу, потянули за хвост — и приплыли к вам. Да, Рибе и Шлезвига больше нет, есть Янсхольм