Варяг III - Иван Ладыгин

чёрной жиже, торчали заострённые и обожжённые на костре колья. Один прошёл ему под ребро, второй — через предплечье. Человек бился, пытаясь вырваться, но каждое движение причиняло ему невыносимую боль. Кровь орошала раны и смешивалась с дождевой водой.

— Тут повсюду волчьи ямы! — завопил кто-то. — Смотрите под ноги, выродки!

Но смотреть под ноги было роскошью. Слева раздался звонкий щелчок, будто лопнула тетива великана. Что-то тяжёлое и тёмное сорвалось с высоты. Бревно было подвешено на сплетённых из лыка канатах, и теперь, освобождённое, оно описало смертельную дугу. Прошло на уровне груди. В ухо вцепился звук, который Торгнир слышал лишь когда топор разделывал говяжью тушу, — глухой и сочный хруст…

Трое крепких воинов, шедших плечом к плечу, были сметены в мгновение ока. Один упал бездыханным, у двоих спина согнулась под немыслимым углом. Они завыли, захлёбываясь кровью…

— Ловушки! Проклятые, подлые ловушки! — кричали вокруг. Паника, до этого сдерживаемая дисциплиной и яростью, начала пускать ядовитые ростки.

А стрелы тем временем продолжали неумолимо порхать среди этого ужаса… Они находили щели между пластинами доспехов, били в незакрытые щитом лица, втыкались в крупы лошадей. Животные бесились, вставали на дыбы, сбрасывали седоков, добавляя в хаос свою долю ужаса и боли.

— Они на деревьях! Сверху! В кустах, драугры их побери! — орал седой берсерк рядом с Торгниром, тщетно пытаясь прикрыть своего ярла щитом. — Проклятые тени! Призраки!

— Всех убить! — Торгнир рубил мечом пустой воздух перед мордой своего коня — это была хоть какая-то иллюзия контроля. — Перерезать всем глотки! Прикройте моего отца!

Он оглянулся. Ульрик бледной смертью сидел на своём коне. Он сжал губы, но на лице не было и тени страха. Несколько всадников уже окружили старика, подняв щиты над его головой, создавая живой шаткий навес. Одна стрела вонзилась в щит с глухим стуком, другая просвистела в сантиметре от уха Ульрика. Но он даже не моргнул.

Лес смеялся хриплым, щелкающим смехом. Каждое дерево казалось врагом. Каждая тень за стволом таила смерть. Они продирались вперёд, метр за метром, устилая тропу своими ранеными и мёртвыми. Кровь липла к сапогам, разбрызгивалась на лица, смешивалась с грязью, превращая её в липкую, багровую жижу. Вокруг смердело свежей кровью, развороченными кишками, страхом и испражнениями.

Но в какой-то момент наступил перелом.

Людей Торгнира было слишком много. Их затравленная и униженная ярость, подогреваемая видом товарищей, умирающих от палок в ямах, пересилила животный страх. Они перестали быть тупоголовой толпой и стали вычислять места внезапных атак…

Мелкими группами они начали прочёсывать чащу. Один прикрывал щитом, другой рубил мечом густой подлесок, третий вглядывался вверх, на ветви. Они вытаскивали лучников из-за буреломов, где те пытались перезарядить луки. Сбивали их на землю и затаптывали сапогами, не давая подняться. Срубали мечами верёвки, на которых висели странные и явно недобрые сети.

Увидев подозрительный бугорок листьев, протыкали его копьём прежде, чем ступить. Услышав щелчок, отпрыгивали в сторону и пригибались. Их командиры, хриплыми голосами, устанавливали подобие порядка: «Не сбиваться! Держать строй! Щиты в круг!»

Сопротивление стало захлебываться в своем бессилии. Свист стрел поредел, стал отрывистым, беспокоящим, но не убийственным. Тени отступали глубже в лес, оставляя за собой мокрый след на листве, а иногда и тело товарища, не успевшего отойти.

Когда стало поспокойнее, Торгнир оглянулся… Цена, уплаченная за часть леса, была чудовищной. На небольшой поляне, куда выползла передовая часть армии, раскинулся импровизированный лазарет из боли и отчаяния. Здесь лежали и сидели несколько десятков раненых. Кто-то стонал, закатывая глаза. Кто-то молча сжимал окровавленную культю, из которой щедро бил алый фонтан. Лица были серыми от грязи и боли. Многие раны достались не от острой стали, а от дерева, камня и самой земли — рваные, грязные и обречённые на гангрену.

Многие мертвецы лежали там, где и упали. Картина была издевательской. Не героическая смерть в бою, а унизительная оплеуха от позора. Один человек лежал с бревном на груди. Двое напоролись на одни и те же колья в яме и обнялись в последнем спазме. Какой-то юноша с поднятым кверху задом уткнулся головой прямо в капкан — видимо, споткнулся в горячке боя… От его лица осталось лишь кровавое месиво… Взгляд окровавленных глаз был пустым, а нога все еще судорожно дергалась…

А что до потерь противника… На первый взгляд, они были совсем незначительными. В основном, это были молодые парни в простых кожаных доспехах. Они лежали там, где их настигла ответная стрела или меч. Но одного смогли взять живым.

Его приволокли двое берсерков. «Счастливчик» оказался высоким и жилистым мужчиной. Короткая борода клинышком блестела в каплях дождя. Его умные глаза быстро бегали из стороны в сторону, выискивая путь для бегства. То, что он был охотником, чуялось за версту. Да и в лесные засады, как правило, других не посылали…

Торгнир с трудом слез с коня. Ноги подкосились, он едва устоял, хватаясь за луку седла. Всё тело ныло от пережитого напряжения. Он швырнул поводья оруженосцу и подошёл к ближайшему дереву. Затем медленно вытащил из-за пояса острый нож и хищно усмехнулся:

— Тащите этого ублюдка сюда. Я сам его допрошу!

* * *

Азарт всё-таки ударил в молодые головы, и всё пошло под откос…

Торгильс видел, как его парни после второго удачного залпа загорелись. В их глазах вспыхнул тот самый огонёк, против которого он, как старший, всегда боролся на охоте: «Добить! Догнать! Положить ещё!». Ведь жадность отупляет…

Он стоял на своём посту, за толстым дубом, и видел, как они, вместо того чтобы мгновенно отступить вглубь чащи, к заранее подготовленным отходным тропам, продолжили сыпать стрелами. Раскрывая позиции. Показывая врагу, где сидят «птички».

Он сорвался с места и побежал по сырой скользкой земле, спотыкаясь о корни, не чувствуя боли в старых ранах. Подбежал к ближайшему, долговязому Буту, и врезал ему кулаком в челюсть, не сдерживая сил.

— Назад, олух! Беги!

Бут опешил, выронил лук и взглянул на Торгильса тупым взглядом. А потом — словно по сигналу — на них обрушился град стрел. Ответный залп разъярённых Альфборгцев…

Бут получил стрелу тремя пальцами ниже левого глаза. Тонкий наконечник прошёл навылет, показавшись острым кончиком у него на затылке. Парень рухнул, как подкошенный. Остальных скосили за следующие несколько секунд.

Торгильс чудом уцелел… На миг забыв обо всём, он попытался оттащить тело Бута в кусты. Но тут-то его и схватили.

Тяжелый удар по затылку взорвал все нервные окончания на голове… Его сбили с ног. Мир проплыл и заплясал перед глазами. Потом последовали верёвки, впивающиеся в запястья