Долина Зерпентштайн - Саша Левашов

– Да. Зильбергайсты вот питаются страхом. Помнишь, Ганс, как ты запаниковал, когда они напали впервые?

– Я просто жутко боюсь собак. Это из детства… – зачем-то начал оправдываться магус.

– Ну так и мёрзнешь ты тоже с детства, все мы боимся зимой околеть, – уверенно парировала Нисса. – Они не создают страх искусственно, а усиливают тот, что уже есть в тебе. По крайней мере, я так это понимаю…

– Очень похоже на правду, – пробормотал мальтеорус. – А Клотильда, получается, обращает смертных в камень.

– Вот именно! – уверенно сказала Нисса. – И зильбергайсты не сжирали Чикта. Гончие приносят добычу хозяину. Наверняка он уже стал одной из её статуй. И мы тоже станем, если будем ей подыгрывать. Или замëрзнем тут насмерть. Надо их обоих уничтожить!

– Исключено! – отрезал Ганс и закашлялся.

Нисса закатила глаза и испустила раздражëнный вздох.

– Послушай, – сказал Ганс, отдышавшись после приступа. – Во-первых, мы до сих пор не знаем, как еë уничтожить. Во-вторых, даже если бы знали, это крайне опасно и рискованно. Для нас же!

– Не так уж сложно догадаться, Ганс! – ответила Нисса. – Филактерий – это её обручальный браслет. Видел, как она растерялась, когда Оддбьорг бросил ей свой? Знаешь, я всё больше думаю, что она просто посулила тебе свою книгу, поэтому ты и пытаешься решить дело миром! Но рассуди сам: если бы они хотели помириться или развестись, разве стали бы класть нам камни на шестерни? Они только делают вид, что ссорятся, а так они заодно!

– Их поведению есть вполне логичное объяснение, – возразил мальтеорус, – диалектика синистра, что значит двойственность осквернённого. Душа жаждет освободиться от проклятья, вернуть благословение своего покровителя и попасть в Тот мир. Но скверне, поселившейся в ней, нужно питаться. Они одновременно хотят и освободиться, и сожрать нас. И сами не понимают, чего жаждут больше! Они такие же жертвы проклятья, как и мы.

– Ну уж нет, Ганс, – ответила Нисса. – С меня хватит! Предлагаешь ещë сочувствовать этим тварям! Из-за их игр Вмятина погребён в подгорье! Чикта сцапала эта бестия! Я была на волоске, ты был на волоске! Что ещё должно произойти, чтобы ты понял?

– Я понимаю, тебе сложно посмотреть на них так, как смотрю я, – ответил Ганс. – Но когда ты уничтожаешь душу, она тебя проклинает! Это куда страшнее!

– Ясно, – сдалась алхимица. – Бернар, что предлагаешь ты? Ганс хочет играть с ними в развод, я предлагаю искать её обручальный браслет и спасать Чикта. Какой план у тебя?

– Слу-у-ушай, – протянул Бернар, шедший первым. – Я как-то не могу так… Они ведь, ну, они ссорятся, но они любят друг друга, да? Я уверен, есть путь…

– Хютер защити! – воскликнула Нисса так громко, что следопыт тут же обернулся, хватаясь за оружие. – И ты туда же! Вы с ума посходили! Или эта змеюка вас очаровала! Ты что, какое «любят друг друга»?!

– Но они ведь столько вместе, – залепетал Бернар растерянно. – И сын их тоже здесь остался… Может, потому, что любовь?..

– Ты понимаешь, что это три дьофуля, а не счастливая молодая семья? – строго спросила гнома, хмуря брови.

Полуэльф нерешительно кивнул:

– Да, что-то у них не так пошло…

– Бернар, – рядом с Ниссой встал Ганс, – мы – единственные, кто может им помочь и снять все эти проклятья, понимаешь?

– Да! – тут же признал полуэльф. – Только мы можем их спасти. Нисса, послушай! Они нам чужие, но все, кому они были близки, давно умерли! Здесь лишь мы!

– И нас всё меньше, дьофуль тебя раздери! – звонко рявкнула гнома. – С каждой четвертью дня спасателей всё убывает! По их же вине, Бернар, по их вине!

– Да… Я не знаю… Всё так неправильно…

– Это диалектика синистра, Бернар, – напомнил мальтеорус назидательным тоном. – Они сами не понимают, что творят! Не глупи! Всё очень серьёзно! Это огромная ответственность.

– Да, да… – соглашался Бернар с обоими, теряясь в доводах, фактах и происходящем.

Его взгляд беспомощно плутал по молчаливым елям, по прекрасным склонам ошеломительно высоких гор.

– В тот день, – вдруг молвил Бернар, прервав спор двух эрудитов, плывший мимо его ушей, – незадолго перед смертью, когда папа в очередном приступе безумия разбил всю мамину коллекцию, он долго-долго плакал. Держа в руках синий тийник, последнее мамино сокровище, папа понимал, что натворил, он понимал, какую боль причинил ей, как ужасен был он сам. Он рыдал и просил у неё прощения за все эти чашечки и вазочки.

В покрасневших глазах Бернара стояли горькие слёзы от воспоминаний, а ком в горле мешал говорить, но он продолжал свой рассказ – тихо, спокойно, с любовью:

– А она плакала вместе с ним и предлагала разбить синий тийник – последнее, что у нас осталось. Но папа не соглашался. – Бернар печально улыбнулся, шмыгая носом. – Он тогда сказал: «Я должен быть сильнее того, что со мной происходит». Так что да, Ганс, я согласен с тобой.

– Да благословит нас Истэбенэль, – выдохнул граф фон Аскенгласс и улыбнулся. У Ниссы поникли плечи, а Бернар, покачав головой, продолжил:

– Ты прав. Мы просто принимаем решения. А как выйдет – так выйдет. Они не понимают, какую боль друг другу причиняют, и не моя вина, что у них такой дрянной брак. Не моя вина, что они дьофули, сатиры, или кто там. Я хочу спасти Чикта и уничтожить их всех. Пошли они в фотцу!

– Прекрасно! – Мальтеорус воздел руки к небу. – Давай обречëм себя на вечные мучения! Это же так здорово!

– Двое против одного, – заключила Нисса, чьё лицо мгновенно просветлело. – Трое, если считать Чикта. Попробуйте поискать браслет. И, возможно, стоит поговорить с горгульями.

– Ты что, не пойдëшь с нами? – удивился Бернар.

– В этой долине есть ещё один дьофуль. Их сын – они ведь его не похоронили как полагается. Я пойду искать останки Хаймунда. Они говорили, что Оддбьорг бросил младенца в реку, но она быстрая, горная. Кости небось разбросало течением до самого водопада. Однако я однажды уже так искала кости винкельских бобров, есть одна хитрость…

– Ты… что?! – Бернар не поверил своим ушам. – Там же эти собаки!

– Я выписывала себе один рецепт на случай, если мы встретим волков, – объяснилась алхимица. – Возможно, он сработает и на зильбергайстов. Они не смогут меня учуять, я как бы спрячусь. Надеюсь, вы не скажете Клотильде, где я. Найду останки ребёнка – хотя бы его похороним достойно.

Карл, до того будто дремавший на плече Ганса, встрепенулся, протяжно каркнул, подлетел к Ниссе и сплюнул на снег клок серебристой собачьей шерсти. Прежде чем гнома сумела что-то сообразить, Ганс поднял этот клок и изумлённо уставился на своего питомца.