Усадьба «Медвежий Ручей» - Алла Белолипецкая

Но когда он увидел, кто покачивается рядом с ним на воде наподобие поплавка, то решил: у него просто мутится в глазах. Поскольку он сам, воочию, наблюдал, как особа эта обратилась в ничто, когда пыталась пересечь границу усадьбы по земле. Иванушка даже головой встряхнул, однако визуальная картина от этого не изменилась. Да, платье на этой женщине выглядело иначе, и вместо чёрного платка голову её покрывали наподобие клобука густые чёрные волосы. И всё же – это, вне всяких сомнений, была она.

– Прасковья? – окликнул её Иван, а потом прибавил совсем уж неуместное: – Прасковья Власовна?..

И та, словно дожидалась лишь момента, когда купеческий сын её узнает, тотчас ушла под воду. Не нырнула, нет: казалось, она провалилась в пруд, как проваливаются в глубокий снег. Ушла в него с головой. И сразу же пропала из виду.

Ошеломлённый, Иван ещё с четверть минуты взирал на воду, принявшую в себя изменённую Прасковью. Ни движения водной глади, ни воронки, ни пузырьков воздуха в этом месте не обнаруживалось.

А в следующий миг Иванушка вдруг перевёл взгляд на берег пруда, словно его дёрнул кто-то. И едва не задохнулся во второй раз. За кромкой берега, по щиколотку в воде, стояла и неотрывно смотрела на него Зина.

Она напоминала картину художника Перова – трогательный портрет какой-нибудь попавшей в скверный переплёт барышни: с непокрытой головой, с растрепавшимися чёрными волосами, в розовом платье, на котором там и сям виднелись пятна сажи. Лицо её показалось Иванушке измученным и осунувшимся, однако прекраснее лица он в жизни своей не видел! Он хотел позвать её, но в горле у него что-то болезненно повернулось, перекрывая его. Он снова попытался откашляться, однако это не помогло: ни одного слова он произнести не мог.

Зато подал голос Эрик Рыжий, который, оказывается, всё это время находился возле Зининых ног. Протяжно мяукнув, он подался вперёд и чуть приподнял правую переднюю лапу. То ли желал таким манером поздороваться с хозяином, который наконец-то объявился, то ли указывал ему на что-то. Возможно, на его глупость. И купеческий сын, не сводя глаз с Зины, но так и не выговорив её имени, поплыл к берегу.

4

Зина сделала ещё два шага, так что оказалась в воде до середины голеней. Но Ванечка находился здесь, и она больше не боялась утонуть. Теперь было кому её спасти в случае чего. Тем более что Иван Алтынов уже добрался до мелководья и больше не плыл – просто шёл по дну. Девушка ни за что не поверила бы, что ещё способна улыбаться – после того, как Ванечку едва не утянул на дно его воздушный шар. И после зрелища, которое затем предстало перед ней: как её друга детства вытащило из воды то полуинфернальное создание – шишига. Однако сейчас Зинины губы словно бы сами по себе, помимо её воли, растягивались в улыбке.

И с удивлением она обнаружила, что Ванечка, который только что едва не захлебнулся водой Медвежьего пруда, тоже улыбается! Он брёл по воде, не глядя себе под ноги. Смотрел только на неё – на Зину. И уже протягивал к ней руки, чтобы её обнять. Так что она сделала ещё полшажка ему навстречу – чтобы поскорее оказаться в его объятиях.

Вот тут-то всё и случилось.

Вода уже едва доходила Ванечке до колен, когда он вдруг пошатнулся и чуть было не завалился на спину. Зина испуганно вскрикнула, а Рыжий издал свой прежний, предостерегающий мяв. И тут же сделалось ясно, что означало предостережение котофея.

Рядом с Иваном Алтыновым возникла, будто ниоткуда, шишига – бывшая Прасковья. И зеленоватая вода пруда нисколько не помешала разглядеть: она крепко обхватила Ванечку за колени, привалилась к нему. Зина ощутила идиотский, совершенно неуместный укол ревности. Уж конечно, шишига обнимала ноги купеческого сына отнюдь не из романтических чувств к нему. Однако во всём облике этого существа, в том, как оно приникло к Ванечке, ощущался какой-то противоестественный, непристойный эротизм. Которого Зина совершенно не заметила в Прасковье, когда познакомилась с ней на станции. Только вот водяная женщина в платье из кувшинок больше Прасковьей не являлась.

Иван Алтынов скосил на неё глаза, явно всеми силами стараясь сохранить равновесие. Не ухнуть снова в воду с головой. Он так и не произнёс ни слова; зато заговорила шишига.

– Я тебя спасла, а ты в обмен должен спасти моего сына. – Голос её звучал влажно, как если бы в горле у неё булькала вода. – Его Антипом зовут. Он служит здесь кучером. И не ведает, что над ним нависла беда.

«Так вот почему Антип заявил тогда, что у него нет сестры! Это существо находилось как бы внутри него и его устами сказало правду! – осенило Зину. – Но кто же его отец? И кто произвёл Антипа на свет? Женщина или…»

А шишига тем временем продолжала:

– Поклянись жизнью девы, которую ты любишь, что ты моего сына защитишь. И я тебя отпущу.

Тут Ванечка наконец-то заговорил.

– Такой клятвы я давать не стану, – заявил он; и по голосу его было ясно: решения своего он не изменит.

– Тогда ты отсюда не уйдёшь! – Бывшая Прасковья дёрнула его за ноги, впрочем – не слишком сильно; купеческий сын хоть и покачнулся, однако не упал. – И никто потом тебя не найдёт. Да ты и сам себя не найдёшь.

– Поклянись ей, Ванечка! – взмолилась Зина.

Она отлично помнила, что рассказывала её баушка о существе, именуемом шишигой. Это демоническое создание представляло собой нечто среднее между русалкой и кикиморой болотной. Кое-где её именовали водяной чертовкой, а кое-где считали, что она может принимать облик обычной бабы. И, обитая в воде, нередко выходит на берег, чтобы погулять по лесу или попариться в человечьей баньке, если дверь туда остаётся открытой и люди заходят мыться без молитвы.

А ещё существовали поверья о шишигином хвосте. Поговаривали, что эта демоница любит затащить зазевавшегося прохожего в воду и там, в один миг отрастив себе русалочий хвост, накрывает им свою жертву. После чего человек пропадает без следа. «Ищи – не ищи, не найти его, – заканчивала обычно свой рассказ Агриппина Ивановна. – Да он и сам себя не найдёт!»

Так что произнесённую угрозу бывшая Прасковья запросто могла привести в действие.

Но Ванечка – он всегда был упрям! – исполнять условие своей спасительницы-губительницы явно не собирался.

– Я не знаю, что этот Антип натворил, – сказал он Зине. –