Усадьба «Медвежий Ручей» - Алла Белолипецкая

Безбородый: «Ты проиграл. Теперь эта земля – моя».

Седовласый бородач: «Это не конец. Мой сын успел уйти, и сюда возвратится мой правнук в двенадцатом колене. Чтобы вернуть себе своё. Чтобы поквитаться с тобой. Чтобы…»

Но дальше он говорить не смог. Точнее, он и вовсе не говорил: эти двое общались при помощи мыслей, которые Зина сумела уловить. Да и сами слова вполне могли быть иными. Девушка схватывала только их суть. А теперь седовласый жрец закашлялся, на губах его вспенилась кровь, и от лица отхлынула краска. Безбородый простёр над ним руку, и на оперении стрелы, пронзившей грудь бородача, возникли крохотные молнии. Они тут же побежали вниз, к вошедшему глубоко в плоть наконечнику. И в следующий миг всё тело лежавшего на земле жреца начало распадаться на сияющие искры, которые закружились в воздухе, словно крохотные светляки.

Однако это и в самом деле оказался не конец. Искры, повисев в воздухе, не развеялись и не исчезли. Совсем наоборот: они вдруг моментально, быстрее, чем Зина успела бы сказать «раз», вновь соединились. Только теперь они составились уже не в человеческое тело: образовали существо иного рода. И у этого существа стрела не торчала из груди: выпала на землю тогда, когда прежний бородач состоял из одних искр. «Да ведь он нарочно изобразил кончину! Хотел, чтобы тот, второй, обратил его в искры – и стрела осталась без материальной опоры!» – поняла девушка.

На поляне посреди дубовой рощи, перед человеком, так походившим на господина Полугарского, стоял теперь на четырёх лапах крупный бурый медведь. На его шкуре спереди, слева, виднелось пятно свежей крови. Но никакой раны в том месте не было: она чудесным образом затянулась, пока бородач искрился. Бурмила не атаковал, даже не рычал на своего противника – просто сверлил его маленькими карими глазами. Да и мнимый Николай Павлович застыл на месте – так и стоял, держа над землёй руку ладонью вниз.

А затем перекинувшийся в медведя человек стал медленно, шажок за шажком, пятиться, отступая к неохватным дубам. Он двигался не к колодцу, возле которого топтались, потрясённо на него взирая, лучники-убийцы. Сейчас оружия своего они не поднимали, поскольку не получали приказа стрелять в зверя. И всё же бурмила-оборотень предпочёл противоположное от них направление. Как выяснилось чуть позже – даже не из страха перед этими людьми. Он явно уже тогда задумал своё следующее деяние.

3

Безбородый жрец наконец-то встрепенулся: уразумел, что его противник решил ретироваться. И выхватил у себя из-за спины длинный лук – у него он тоже имелся, как и у его клевретов. А другой рукой рванул стрелу из колчана, что висел у него на боку, и наложил её на тетиву. Сделал он это быстро, ловко, почти не глядя. И всё-таки за то время, пока он прилаживался сделать выстрел, бурый медведь успел отдалиться от него ещё на полдесятка шагов. И, как видно, счёл это расстояние достаточным, потому как перестал отступать. Встал, будто страж на часах, и теперь вперил взор уже не в безбородого: уставился на покрытую истоптанной травой землю возле его ног.

И ровно в тот момент, когда безбородый натянул тетиву, земля внезапно просела у него под ногами. Жрец покачнулся, стал заваливаться на спину, но всё-таки сделал выстрел. Однако стрела ушла со свистом куда-то в поднебесье. И Зина подумала: вот уж и впрямь пальнул в белый свет, как в копеечку! А просевшая земля тем временем всё продолжала и продолжала проваливаться, как если бы под поляной имелась полость, какую Зинин гимназический учитель географии называл карстовой воронкой. Пожалуй, безбородый жрец ещё мог бы выбраться из этого провала, если бы его люди пришли к нему на помощь. Однако бурмила-оборотень всё верно рассчитал: стоя у колодца, те не могли видеть падения своего предводителя. Возникшую яму сокрыло от их глаз колышащееся знойное марево, внезапно над ней поднявшееся. «Отчего же тот, в пурпуре, не кричит, не зовёт на помощь?» – удивилась Зина.

В своём невидимом состоянии она без всяких препон приблизилась к провалу в земле и заглянула в него. Вот тут-то она и в самом деле поняла всё.

На дне псевдокарстовой воронки находилась отнюдь не земля. И даже не грунтовые воды. То есть совсем не они. Безбородый жрец, так похожий на покойного императора Николая Первого, лежал спиной в гигантском клубке копошившихся змей. Они оплетали его руки и ноги. Они перехватывали его туловище в поясе. Они пробирались под его пурпурную рубаху. А один из гадов заползал к нему в рот, лишив его всякой возможности издавать хоть какие-то внятные звуки.

Но даже не само это зрелище потрясло Зину более всего. Метаморфозы подземных гадов – вот что действительно поражало воображение. Ибо все они, соприкасаясь с телом жреца в пурпурной рубахе, меняли свою материальную, плотскую форму на совершенно другую ипостась: обращались в огонь. Точь-в-точь как перед этим обратился в искры седовласый бородач, когда пурпурный простёр над ним руку. Из-за этих-то огненных аспидов воздух над провалом и колебался теперь волнами неистового жара!

А бурмила, с минуту понаблюдав за происходящим, развернулся и рысью припустил туда, куда и направлялся изначально: к колоннаде дубов, обрамлявших поляну. И лучники, что прохлаждались возле колодца, его не остановили. Возможно, за пеленой раскалённого воздуха они его бегства попросту не увидели, как перед тем прозевали падение своего предводителя в яму со змеями.

Зина не последовала за ведмедем, хотя могла бы. С содроганием она следила за тем, как узкие извивающиеся полосы огня начинают вплавляться в тело безбородого. И не только обжигают, но и словно бы режут его. И вот – у жреца бескровно отпала кисть руки. Вот – от этой руки отпало ещё и предплечье. А затем бедолаге, который по-прежнему не издавал ни звука, оттяпали ногу по середину голени. Картина выглядела настолько нереальной, что просто выходила за пределы того ужаса, которые способен осознать разум.

«Интересно, – подумала девушка, – а эти змеюки обретут потом свой прежний вид? Или тоже превратятся во что-то новое? Сделаются оборотнями?»

Однако того, что произошло дальше с огненными пресмыкающимися и их жертвой, Зине увидеть не удалось. Ибо две вещи случились одна за другой. Во-первых, она наконец-то уразумела, что всё происходит в сновидении. Поскольку поняла: если бы ей пришлось въяве наблюдать, как огненные пилы раздирают на части живого человека, да ещё так похожего на добрейшего Николая Павловича Полугарского, то она наверняка лишилась бы чувств.