Усадьба «Медвежий Ручей» - Алла Белолипецкая

И Зина их перечислила: титулярный советник Андрей Иванович Левшин; местный помещик Константин Филиппович Новиков; Елизавета Ивановна Воздвиженская с детьми, приходившаяся, как оказалось, родной сестрой господину Левшину; её супруг, Воздвиженский Афанасий Петрович – бывший управляющий господ Полугарских; Прасковья Назарова, известная ворожея, впоследствии оказавшаяся шишигой; и наконец, кучер Антип Назаров, не младший брат, а сын Прасковьи.

– Самым назойливым среди них мне показался Левшин. – Девушка болезненно поморщилась, и купеческому сыну немедленно захотелось врезать этому Левшину кулаком по физиономии. – Кстати, его пистолет до сих пор у меня. – И Зина указала на атласную сумочку-мешочек, которую она положила прямо на пол возле входа в дощатую выгородку.

Эрик успел уже эту сумку обнюхать. И теперь Ивану стало ясно, почему морда котофея сделалась при этом недовольной: от оружия наверняка пахло сгоревшим порохом.

– Расскажи-ка мне, Зинуша, обо всём по порядку: с момента, как ты уехала со станции, и до сегодняшнего утра, – попросил Иван.

Отжимать свою одежду он передумал – она уже почти высохла прямо на нём; и он повёл Зину к скамеечке за дощатой перегородкой, на которую они и уселись. Иван забрал у девушки её чулки и положил их сбоку от себя: сушиться. А потом взял её за руку, подивившись тому, какая прохладная у неё ладонь. Или, быть может, это его собственная была чересчур горячей? Он провёл большим пальцем по тыльной стороне её руки – по гладкой, всё ещё чуть влажной коже. Прикоснуться к ней было – как сорвать с дерева спелую сливу, к которой хочется немедленно припасть губами. И купеческий сын не утерпел – сделал это: поднёс руку Зины к губам, поцеловал. А потом они просто переплели пальцы, и девушка повела свой рассказ.

3

В то самое время, когда Зина рассказывала обо всех страшных и удивительных событиях, случившихся в Медвежьем Ручье, её бабка Агриппина поднималась по лестнице на второй этаж сельской гостиницы в Троицком, где все они остановились. Все – включая старую Наталью Полугарскую, которой уж точно не пристало обретаться на постоялом дворе. Однако та не захотела никуда уезжать, пока ситуация в Медвежьем Ручье не разрешится тем или иным образом. И Агриппина Ивановна подумала: это оказалось весьма кстати.

Здесь же снял себе комнату и приезжий инженер, который прибыл из Москвы вместе с Иваном Алтыновым. Возвращаться в Первопрестольный град он категорически не пожелал – после того, как увидел резкое снижение своего воздушного корабля над усадьбой. И следовало отдать должное изобретателю, фамилия которого была Свиридов: волновался он больше за жизнь купеческого сына, чем за своё произведение. Тем более что оно ему теперь не принадлежало: было куплено у него за внушительную сумму. Агриппина могла бы успокоить инженера: сказать, что с Иваном всё в порядке. Но как бы, спрашивается, она объяснила подобную осведомлённость? Не могла же она заявить, что видела, как спасся сын купца-миллионщика, глазами своей внучки Зины? Которая унаследовала её дар и могла бы даже превзойти свою бабку по части способностей к колдовству, если бы только захотела.

Впрочем, сейчас Агриппине Ивановне не было никакого дела до переживаний господина Свиридова. Ей предстояла пренеприятная беседа с её старой знакомой, Натальей Степановной Полугарской.

Дверь старухиного номера оказалась заперта изнутри – то ли на ключ, то ли на щеколду. Однако Агриппина стучать не стала. Вместо этого она приложила к дверному полотну ладонь – в том месте, где должен был находиться запор. С внутренней стороны что-то клацнуло, щёлкнуло, а в следующий миг дверь подалась внутрь под её рукой – широко распахнулась. И Агриппина Федотова переступила порог.

Наталья Полугарская сидела к двери боком: дремала в кресле, придвинутом к распахнутому окну. Однако сон её оказался чутким. Едва только открылась дверь, как она вскинула голову и, повернувшись ко входу в номер, изумлённо уставилась на гостью.

– Ты? – произнесла она таким тоном, будто сомневалась: вправду ли она видит свою знакомую или продолжает смотреть сон.

Ничего ей не ответив, Агриппина снова заперла дверь (она всё-таки была на щеколде), а потом даже не подошла к Наталье Степановне: приблизилась к ней молниеносно. Просто переместила саму себя к её креслу; уж что-что, а такое она умела делать. И старуха явно поняла, с какой целью ей решили нанести визит.

– Фёдор! – тоненько вскрикнула она, зовя лакея, поселившегося в соседнем номере.

Но ещё прежде, чем звук сорвался с её уст, Агриппина коротко и резко взмахнула рукой перед её лицом – как бы вбивая в него ладонью что-то невидимое. И старухин зов, едва успев отлететь, тут же устремился обратно. Вошёл в её горло, как вишнёвая косточка. Глаза Натальи полезли из орбит, она разинула рот, захрипела и принялась царапать себе шею искривлёнными артритными пальцами.

– Ещё раз попытаешься закричать – убью, – сказала Агриппина буднично. – Кивни, если поняла.

Голова старухи закачалась вверх-вниз, словно трясогузкин хвост. Агриппина выждала немного, а потом ещё разок взмахнула рукой. На сей – сжав пальцы щепотью, как если бы выдёргивала перо у птицы. И Наталья с сиплым присвистом сделала вдох, а потом забормотала что-то. Совершенно беззвучно.

Агриппина, однако, её слова разобрала.

– Не виновата, говоришь? – Она улыбнулась, и у Натальи Полугарской при виде этой улыбки снова затряслась голова, мелко и часто. – Стало быть, знаешь, почему я пришла. Выкладывай, дура старая, всё как на духу! А вздумаешь соврать…

Агриппина поднесла к лицу Натальи руку – ладонью вперёд. И старуха отшатнулась так резко, что чуть было не упала на спину вместе с креслом.

– Я, Агриппинушка, против внучки твоей ничего злоумышлять не желала! – произнесла она уже слышимым шёпотом, со слезой в голосе. – Но должок за мной был…

– Какой должок? Карточный? – Агриппина насмешливо вскинула брови; о том, что у Натальи Полугарской всегда была страстишка к картишкам, она хорошо знала.

– Да в том и дело, что нет! Всё наоборот: в карты Иван Левшин как раз мне самой задолжал. И много: почти что десять тысяч. Из-за того всё и приключилось…

И старуха, кряхтя, постанывая и поминутно прикладывая к глазам кружевной платочек, принялась рассказывать Агриппине о событиях четырнадцатилетней давности.

Слушая её, она впала в неподдельное изумление. И время от времени даже переспрашивала: «Этот Левшин заявился ночью в твою комнату?», «Обвинил в краплёных картах?», «Потребовал вернуть вексель?». И на все её вопросы старуха Полугарская давала утвердительный ответ.

– А потом, – старая Наталья заговорила быстрее, словно боялась передумать, – я сказала Ивану Левшину, что в картах я отродясь не шельмовала. И что ставки надо было делать аккуратнее, тогда он