Формула огня - Джек из тени

Я дождался, пока тишина снова станет плотной, и обвёл их всех холодным, оценивающим взглядом.

— Я понимаю вас, — сказал я, и это было почти правдой. — Вы боитесь, но вы боитесь не меня и не моего плана. Вы боитесь того, что я могу оказаться прав. Вы боитесь, что весь ваш мир, с его честью, правилами и рыцарскими поединками, оказался бесполезным хламом перед лицом настоящей, эффективной войны. Вы боитесь, что гоблинская тактика, как вы её назвали, окажется действеннее всех ваших славных атак. И это рушит всё, во что вы верили.

Я опёрся руками о стол, наклонившись к ним.

— Так вот, у меня для вас предложение. Ультиматум, если хотите. Либо вы принимаете мой план. Безоговорочно. Выполняете каждый мой приказ, даже если он кажется вам безумным. И тогда у нас появляется шанс выжить и победить. Либо, — я выпрямился, — вы можете взять свою честь, своих людей, свои красивые знамёна и идти умирать в этой долине так, как вам нравится. Я не буду мешать, мои стрелки и мои мортиры останутся здесь, на холмах. И когда эльфы перережут вас всех, мы хотя бы заберём с собой несколько тысяч из них на прощание. Выбор за вами, господа. Честная смерть или шанс на победу.

Я видел, как они переглядываются, видел борьбу в их глазах. Спесь и гордыня сражались с инстинктом самосохранения. И инстинкт, как это обычно бывает, побеждал. Они были воинами, но не были самоубийцами.

— Но если… если что-то пойдёт не так? — прошептал фон Клюге, скорее для очистки совести. — Кто будет отвечать?

— Я, — ответил я без малейшего колебания. — Вся ответственность за эту операцию, за каждую жизнь, за каждый заряд пороха на мне. Если мы погибнем из-за моего просчёта, история и герцог назовут меня безумцем и чудовищем. Я принимаю этот риск. А вы? Готовы ли вы рискнуть своей жизнью ради шанса, или предпочитаете гарантированно её потерять ради красивых слов?

Ответа не последовало. И это был самый красноречивый ответ. Они молчали, опустив глаза. Они не приняли мой план, просто смирились с неизбежным. Они подчинились не мне, они подчинились страху смерти, который оказался сильнее их страха перед моим безумием.

— Отлично, — кивнул я. — Значит, договорились. А теперь за работу. Генерал Штайнер, вы отвечаете за маскировку наших основных сил за этим хребтом. Ни одна эльфийская тварь не должна догадаться о нашей реальной численности. Фон Клюге, на вас логистика и тыловое охранение. Барон фон Адлер, вы со своей кавалерией отбываете в распоряжение леди Элизабет. И не дай бог вам дёрнуться без её прямого приказа. Остальные по своим частям. Довести приказ: при появлении противника не стрелять, не шуметь, не дышать без команды, ждать сигнала. Все свободны.

Они поднимались и выходили из палатки молча, как побитые собаки. Не глядя на меня, не прощаясь. Когда последний из генералов покинул палатку, оставив после себя шлейф ненависти и запаха кислого вина, я на несколько секунд позволил себе прикрыть глаза. Их ненависть меня не волновала, она была предсказуемой, как смена дня и ночи, и такой же бесполезной. Страх, глупость, уязвлённая гордость — гремучий коктейль, который всегда приводит к поражению. Но я не собирался его пить.

* * *

Ночь уже полностью вступила в свои права. Тьма была густой, почти осязаемой, пропитанной влагой и запахом мокрого камня. Дождь прекратился, но с гор сползал туман, глуша звуки и превращая лагерь в царство теней. Идеальные условия. У выхода из палатки меня уже ждали. Это была моя настоящая армия. Не генералы с их пышными титулами и устаревшими тактиками. А те, кто умел делать дело.

Два десятка гномов из бригады Брунгильды во главе с мастером Коганом. Хмурые, кряжистые, они стояли неподвижно, как гранитные валуны, и от них веяло спокойной, вековой уверенностью. Коган, чей единственный глаз сурово поблёскивал из-под насупленных бровей, держал в руках тяжёлый ручной бур, и было видно, что этот инструмент для него куда привычнее, чем парадный топор. Он всё ещё считал мои идеи «чертовщиной», но приказ есть приказ, а работа есть работа. И свою работу гномы знали. Они чувствовали камень, они понимали его структуру, его душу. Для них гора не была просто кучей породы. Это был сложный механизм, который можно было понять и, если нужно, сломать.

Рядом с ними, почти сливаясь с тенями, замерла группа ратлингов. Их было не больше дюжины, и они казались хрупкими рядом с гномами. Но в их тёмных, бусинках-глазах горел острый, цепкий ум. Их лидер, тощий и жилистый тип по имени Шурх, которого мне порекомендовали как лучшего знатока подземных разломов, молча кивнул мне. От них не пахло землёй, как от гномов, скорее пылью и опасной тишиной глубоких пещер. Если гномы были хирургами, готовыми резать камень, то ратлинги были диагностами, способными найти ту самую трещинку, тот самый нервный узел, удар по которому приведёт к параличу всего организма.

И, конечно, мои «Ястребы». Тридцать лучших стрелков, вооружённых до зубов, под командованием Эрика. Они не стояли группой. Они уже растворились в темноте по периметру, превратившись в невидимых стражей. Их задачей было обеспечить нам безопасность.

— Время, — коротко бросил я, и этот шёпот стал сигналом.

Мы двинулись, не строем, а маленькими, рассредоточенными группами. Никто не говорил, не кашлял, не звенел оружием. Каждый шаг выверен, каждый камень под ногой прощупывается, прежде чем перенести на него вес. Поднимались по склону, уходя в сторону от основных позиций армии, забираясь в дикие, нехоженые места. Воздух становился всё холоднее, под ногами хрустела мелкая каменная крошка, и этот звук в ночной тишине казался оглушительным. Я видел, как мои «Ястребы» бесшумно занимают позиции на уступах, превращаясь в часть скалы. Они были нашими глазами и ушами.

Через полчаса Шурх поднял руку, останавливая нас. Мы были у цели, у первого из трёх отмеченных на карте мест. Это был ничем не примечательный скальный выступ у самого основания гигантского гранитного карниза, нависавшего над нами, как застывшая волна цунами. Но ратлинг видел не то, что мы. Он опустился на колени, провёл тонкими пальцами по поверхности камня, постучал костяшками, прислушиваясь к эху.

— Здесь, — прошептал он, и его голос был сухим, как шелест песка. Он указал на едва заметную, тоньше волоса, трещину. — Разлом уходит вглубь. Бить надо сюда под гранитную пробку. Чтобы сорвало, а не раскрошило.

Коган хмыкнул,