Родная партия - Глеб Ковзик

семьянином, но от подобных знаков внимания мне не просто хуже — я его буквально начинаю ненавидеть. Переотцовщина. Гиперопека. Не делай то, сделай это. Шпионаж за действиями, за личной жизнью. Нет, вот откуда он всё-таки узнал? Кто сдает ему мой каждый шаг? Спасибо, спасибо большое! Поклон до пола, лбом прямо в паркет.

Григорий Максимович пожал плечами. “Потом всё равно уломаю”, — читалось в его глазах. Ленин всё так же бил по нам дедушкиным укором: “Годная пагтия обугжуазилась! Батенька, да что вы всё о мещанском судите, когда на кону миговая геволюция…”

Глава 19. Zero Waste

— И ты отпустил её? — глаза у Курочки превратились в большие пуговицы. — Да ты что? И без медового месяца?

— Ну да, — в моем голосе звучала наигранное разочарование. — Она очень уж просилась в Берлин, отказывать не стал.

— Странная вы пара.

– Сказал бабник, раз-два в месяц подбирающий себе новую девушку.

– Фи! Не завидуй.

Курочка продолжил читать свежий номер “Комсомольской правды”. В кабинете после совещания было тихо, Татьяна собирала документы и готовила новые. Бумаги ради бумаг. Во время совещаний витало напряжение – готовность номер один к проведению фестивалю.

Я предался размышлениям о подготовке воплощения задумки в жизнь. Своими силами мне удалось продавить публикацию нескольких статей на экологическую тему, с мощным акцентом на триаду инициатив. Идею перекрытия Нового Арбата в ЦК КПСС пока обдумывают, но шанс всё-таки есть. Благо, что теперь я работаю не один, а в связке с другими комсомольскими отделами и с писателем.

В кабинетах уже перешептывались: “Этот Озёров выдумал свою чушь, на пару с Залыгиным”. С писателем ссориться комсомол права не имел – это было бы опасно и политически неправильно, поэтому токсики нацелили свои струи яда на мою персону. Некоторые считали мое поведение карьеристским, поэтому втайне ожидали, что я споткнусь и упаду, а лучше выпаду полностью из комсомола, как вылетел Ручков с балкона дачи. Курочка сдерживает слишком активных противников при помощи авторитета добродушного и компанейского товарища, и в этом весьма преуспевает. Открытый бунт исключен. Люди желают дружить с Курочкой.

Согласование агитационного сопровождения с ЦК КПСС не потребовалось — обошлись тем, что выложили публикации в формате освещения событий предстоящего фестиваля молодежи. Я позвонил в курирующий отдел, на всякий случай перестраховавшись. Трубку взял очередной, по всей видимости, серопиджачный инструктор:

– А кто согласовал эту программу?

– Это поручение члена Политбюро Егора Кузьмича Лигачева.

Немое замешательство. Инструктор, тем не менее, восстанавливает свои силы:

– Всё же инициатива висит в воздухе. Где постановление? Распоряжение? Оно должно быть зарегистрировано в Общем отделе. Вы понимаете, о чем я, товарищ Озёров?

– Понимаю, конечно. Извините. У меня нет точной информации на этот счет. Дело в том, что я руководствуюсь нашим постановлением ЦК, а в её основу легло решение Лигачева.

– Всё это очень необычно, товарищ Озёров. Вы же не хотите сказать, что товарищ Лигачев волюнтаристски решил за всё Политбюро?

– Нет. Разумеется, всё было не так.

– Ладно. Я проверю информацию.

– Надеюсь, регламент не нарушен?

Инструктор усмехнулся и бросил трубку.

Часто при проведении своих инициатив я ссылался на Лигачева, и этого было достаточно, чтобы снять претензии. Если последствия у моего своеволия будут, то выяснятся они уже после проведенного мероприятия. А пока дан зелёный свет, и я им воспользуюсь полностью. На кону моя жизнь.

Сотрудничество с Залыгиным всё больше обрастало плотью. Это оказался деловой мужчина, способный на хороший кооператив — ради экологии, разумеется. Другие темы я с ним не затрагивал, хотя полагаю, что в будущем такой писатель может пригодиться и для более серьезных задач. Татьяна рассказывала, что он на хорошем счету у высших партийных чиновников. Возможно, с Залыгиным точно захотят вести разговор о строительстве новой модели идеологических отношений между партийными и социальными институтами, и мне в таком случае будет проще двигать исполинскую советскую машину в нужном направлении.

В общем, писатель волей-неволей подключился к политической игре, развернутой мной в последние две недели. Это некрасивое с моральной точки зрения юзание человека, но в гонку за власть меня втянули не по моему желанию. Бафнул, надо сказать, он знатно: в комсомольской печати выдались хорошие авторские статьи про мои инициативы, а в среде московской интеллигенции пошел слух о нечто интересном, намечающемся на фестивале молодежи. Даже среди внесистемников внимание сосредоточилось на необычных экологических инновациях.

Подача материала позволила сделать что-то особенное в море партийной серости, где один лозунг крикливее другого. Об экологии говорили и раньше, но залыгинский литературный стиль, с его упреждающими намеками и расстановкой алармистских акцентов на том, что вина за разрушение природы по сути лежит не только на Западе, зацепил аудиторию.

Сразу после фестиваля у меня назначена встреча с Яковлевым. Предположу, что будет первый этап собеседования для назначения на новую должность. Эйчаром невольно послужил сам Лигачев, набиравший новых сотрудников в аппарат ЦК КПСС. Новый генсек хочет оздоровить кадровую ситуацию во власти. Ну и отлично. Всем только выгодно.

— Андрей, с каких пор тебя волнует матушка-природа? — после прочтения газеты на лице Курочки выразилось явное неодобрение. — Когда мы готовили шашлыки в прошлом году, кто оставил на поляне больше всех бутылок? Ты. Раньше с тебя столько мусора сыпалось, что хватило бы целый город завалить, да ещё сверху присыпать.

— Словно человек не может поменяться.

— Чтобы ты интересовался экологией… Это невероятно. Фантастика. Мы тебя теряем, Андрей. Будешь как чудик западногерманский, останавливать поезда с ядерным отходами.

— Тебе известно протестное движение в Германии?

— Ну как сказать. По долгу службы получаю информацию. В командировках видел, как они протестуют. Там полно всяких чудиков, утопистов и идеалистов.

— Хм. Ты мог бы потом более подробно рассказать о немецкой молодежке?

– Про молодежные организации? – Курочка нахмурился. – Ну могу, только зачем тебе?

– В будущем всё пригодится.

– Ааа… В генералы метишь?

– В маршалы. Ну что, как тебе мои идеи?

Сережа отбросил в сторону газету.

– Знаешь, на собрании они звучали реалистично и живо, а вот тут, в газетах, напечатанные и красиво сложенные Залыгиным, утратили жизнь.

Я неподдельно удивился: “О чем ты, дружище?”.

– Могу откровенно?

– Всегда, Сережа.

– Эх, как бы попроще разъяснить? Ты молодой, а он старый. Ты