Шарлатан - Квинтус Номен

шиш: внавала-то было прилично (потому что нам и по обеденным талонам еду все же принесли, они все на одной бумажке были напечатаны и Надька их все вместе официантке и дала), а вот с разносолами оказалось как-то не очень. То есть дали нам суп гороховый (это «за обед»), очень вкусный, но вообще без мяса, потом картошку жареную — тоже «за обед», и я уже наелся. А Надюха слопала и суп (порция была как раз для меня), и картошку, и две порции макарон с маслом — это уже как раз на ужин давали. Вообще-то габаритами Надька была в половину тетки Натальи, но от обкомовских порций она уж точно не обожралась. Но хоть наелась, а то в школе-то у нее особо и поесть было нечего. У Векшиных детей-грибников уже не было, выросли все, так что дома с едой у них было довольно скромно. И я подумал, что и завтрак ей отдам. То есть не весь, но уж половину точно отдам: в этой столовой единственное, что порциями не считали, был хлеб — а если в завтрак еще и маслица дадут, то я и хлебом с чаем наемся…

Но делиться утром с Надькой не пришлось: судя по всему, местные обкомовские повара считали, что постояльцы обедать после завтрака в столовую приходят ближе к ужину (вчера ведь нам и суп дали довольно теплый), а потому Надюхе навалили полную и довольно большую миску гречневой каши с молоком. А затем официантка уже у меня спросила, нести ли мне столько же каши или в тарелку поменьше положить. Я сказал, что пусть несет такую же, а я что не доем, Надьке отдам, а она — тетка лет за сорок и какая-то очень серьезная — вдруг улыбнулась и сказала, что на завтрак можно сколько угодно добавки просить. И принесла мне кашу в какой-то «детской» тарелке, но мне хватило (и Надюхе, кстати, тоже, причем без добавки хватило). А к компоту официантка еще мне две небольших печеньки принесла…

А потом пришел давешний военный, нас снова посадили в машину и увезли… на аэродром двадцать первого завода. Там завели в какую-то комнату, где были две военных уже тетки. Сопровождающий нас военный вышел, а одна из теток сказала:

— Так, девушка… Надежда Ивановна? Раздевайтесь.

— Что, совсем? — Надюха явно испугалась.

— Нет, конечно. Тулупчик свой снимите, шаль…

Затем она Надюху причесала, позвала какого-то парня, затем Надьку посадили у белой простыни и сфотографировали, а военная тетка (с капитанскими, между прочим, петлицами) пояснила:

— Вы же вообще без документов приехали, сейчас вам временный пропуск сделают, это быстро. А пока… ну-ка, примерьте вот это.

Надьке дали унты (вроде бы летчицкие), потом полушубок новый, светло-бежевый, шаль пуховую. Еще меховые рукавицы вместо Надькиных вязаных. А когда Надюха унты начала мерить, тетка посмотрела и сказала:

— Да, пожалуй и чулки вам нужно новые, вот, возьмите.

После чего все Надькины вещи тетка попихала, аккуратно сложив, в мешок. Немного подумала и достала обратно шаль:

— Пожалуй, мальчика в нее стоит дополнительно укутать, там все же холодновато будет. Так, девушка, распишитесь вот тут в том, что вы вещи получили. Да не волнуйтесь, они теперь ваши будут, а все старые вам домой сегодня же привезут…

Откровенно говоря, я волноваться и не собирался, потому что уже просто потихоньку паниковать начал, но тут пришел давешний военный дядька, протянул Надьке картонный пропуск — уже с фотографией! — и пригласил «следовать за ним», сказав, что время у нас еще есть, но лучше не опаздывать. Но мы вроде и не опаздывали: прямо напротив дома, в который нас завели, только с другой стороны (мы и вышли через другую дверь) стоял самолет — и дядька сказал нам залезать внутрь. Тут уж я не выдержал:

— А куда вы нас отправляете?

— По вызову, вас там встретят. Давай, мальчик, я тебя подсажу…

Да, в самолете на самом деле было «холодновато», явно ниже минус десяти. То есть холоднее, чем на улице, а сколько на улице, я посмотрел на градуснике, который висел за окном той комнатухи, где Надьку приодевали. Но раз велели куда-то лететь…

Додумать эту мысль я не успел: буквально через минуту после того, как мы уселись в кресла самолета (он был именно пассажирский, с креслами), заревели моторы и самолет отправился в путешествие. Но куда нас повезли, было совершенно непонятно такую рань на улице еще темно, так что даже по солнцу не сориентируешься. Одно было ясно: если из Надюхи сделали просто куколку, то точно везут нас не в тюрьму…

Еще третьего января на совещании в Ставке Верховного Главнокомандующего товарищ Жуков докладывал текущую обстановку:

— За прошедшие сутки наши войска досрочно, с опережением графика на сутки, освободили Сухиничи. Войска генерала Шмидта попытались контратаками остановить наше наступление, однако его танковые колонны были уничтожены и враг в панике отступил в направлении на Думиничи и на Соболевку.

— Так уж и в панике, — усмехнулся товарищ Сталин.

— Именно в панике. Когда за десять минут уничтожаются танковый полк, повод для паники появляется, а когда там же целиком сжигается и полк мотопехотный, причем практически без потерь с нашей стороны…

— И чем же бойцы товарища Белова так ловко пожгли вражеские танки и бронемашины? Он же еще недавно жаловался, что ему не хватает артиллерии…

— Тут без артиллерии получилось обойтись, — Жуков недовольно поморщился, и по нему было видно, что дальше рассказывать ему не хочется. — И без бойцов товарища Белова. Немецкая наступающая колонна нарвалась на засаду, организованную отрядом испытателей с двадцать первого завода, и они, проводившие испытания своего нового оружия, сожгли и танковый полк Шмидта, и почти целиком два сопровождающих танки мотопехотных батальона. Причем сожгли, даже не дав фашистам выйти на дистанцию действенного артиллерийского огня, поэтому и сами потерь практически не понесли.

— С двадцать первого? Какие-то новые доработки машин товарища Лавочкина?

— Нет, товарищ Лавочкин тут вообще не причем, это был пехотный отряд.

— И что же за новое оружие они так удачно испытывали?

— Точных данных у меня нет, я рапорт генерала Белова получил два часа назад.

— Но прочитать-то его успели?

— Мне кажется, что товарищ Белов несколько… излишне отметил освобождение Сухиничей, так что я не могу считать написанное в рапорте хоть сколь-нибудь…

— Так что же он там написал-то?

— Генерал Белов в рапорте отметил,