Шарлатан - Квинтус Номен

— Иосиф Виссарионович, от нашей деревни до Ворсмы два километра, все мужчины там работают. Этот нож, я думаю, как раз дядька Алексей и делал. Ну, может этот и не он, но мне он точно такой же на пять лет подарил. Сам сделал и подарил. А зачем мне два одинаковых ножа?

— М-да, товарищу Сталину нож такой на пятьдесят лет подарили, а товарищу Шарлатану на пятилетний юбилей. Но, вижу, это даже правильно, ты такой точно заслужил… Спасибо, Володя, мне было очень приятно с тобой познакомиться. Но если тебе вдруг что угодно понадобится, ты просто письмо напиши. Адрес простой: Москва, Кремль, товарищу Сталину. Только ты уже на конверте укажи, что письмо от шарлатана, договорились?

Когда мальчик с сопровождающей его девушкой сели в машину (Иосиф Виссарионович за этим в окно наблюдал), он вспомнил, как инженер Чугунов рассказывал про изобретение этого самолетика, буквально захлебываясь от восторга:

— Я просто раньше не представлял, что возможно так просто систему управления сделать! Абсолютно уверен, что до Шарлатана никто даже не догадывался передавать по двум проводам четыре сигнала, используя биполярное напряжение. А этот шифратор сигнала, который он в пульт воткнул: невероятно сложная схема, хотя и выглядит просто. Мы недели три просто понять пытались, как она работает и зачем там вообще все эти релейные переключатели поставлены, а мальчишка ее придумал! То есть когда мы разобрались, то да, она и для нас стала простой, но вот придумать ее…

— Вы называете этого конструктора мальчишкой, но ведь вы и сами… весьма молоды.

— Извините, я, наверное, неверно выразился. Все это изобрел мальчик, которому всего пять лет. Он, кстати, и новую технологию обработки древесины придумал, ее как раз для изготовления многих деталей на двадцать первом заводе уже используют. Детали становятся прочнее, не горят после обработки вообще. Ему за это изобретение даже грамоту от обкома выдали и в газете, в «Горьковской Правде», про него писали. В заметке под названием «Наш юный шарлатан» — это прозвище у мальчишки такое…

Да уж, подумал Иосиф Виссарионович, в чем-то прозвище свое мальчик и вправду заслужил. Да и в логике ему точно не откажешь, и в сообразительности: действительно, сумел же толпу вполне взрослых мужчин обмануть! Конечно, с пользой для страны, но ведь обманул! Однако будь в стране таких шарлатанов побольше… Надо бы помочь ему в это непростое время и дальше…. шарлатанить и «обманывать». Да и девушка эта, Надежда — ведь сейчас на таких, как она, в значительной степени страна держится. А когда подрастут такие, как шарлатан этот, то Союз просто расцветет.

Сталин кивнул свои мыслям, еще раз улыбнулся, отошел от окна и вернулся к работе: все же время сейчас действительно очень непростое и работы было очень много.

Назад на аэродром нас отвезли на той же машине, и на том же самолете повезли обратно в Горький. Надюха просто вся светилась от счастья, ведь когда товарищ Сталин проводил меня из кабинета, он подошел к ней и пожал руку! И сказал «Спасибо за вашу непростую, но очень важную работу»! Я, конечно, не удержался, посоветовал ей теперь руку вообще год не мыть — и заработал подзатыльник. Но даже это подзатыльник был пропитан Надькиным счастьем.

А в Горьком нас отвезли на Казанский вокзал (уже другой дядька отвез), посадили в поезд (и попутчики, ругаясь, сообщили, что поезд вообще чуть не на час задержали) — а вечером мы уже были дома. То есть Надюха пошла в сопровождении почти всех деревенских женщин в школу: у нее умища хватило сказать, что «сам товарищ Сталин ей руку пожал» и общественность возжелала подробностей. А я все же пошел именно домой. Маме сказал, что «нормально съездили, но я немного устал и потом все расскажу (до нее весть о Надюхином рукопожатии, похоже, не дошла), и лег спать. Почему-то меня встреча со Сталиным вообще никак не взволновала — и это оказалось ошибкой. Утром мама меня была готова выпороть за то, что я ей не рассказал, куда нас на самом деле возили, а Маруська только спросила 'а пряников тебе там не дали?» и расстроилась, что пряников не было. Причем не потому, что я ей пряника не принес, а потому, что мне пряника не досталось…

А во вторник в деревню с работы пришли все мужчины, и спать мне удалось уйти только ближе к полуночи, а уж как Надюхе пришлось отдуваться, я вообще не представляю. Но уже в среду ажиотаж несколько схлынул и жизнь вернулась в привычную колею. Почти вернулась: после уроков Надька попросила меня остаться ненадолго и, посадив меня перед собой и подперев щеку рукой, она меня с какой-то тоскливой интонацией в голосе спросила:

— Ну что, Вова, мы теперь будем делать-то? Полушубок новый и чулки — это, конечно, здорово, но ведь теперь в деревне все на меня и на тебя так смотрят…

— Нормально смотрят, завидуют потихоньку, но и уважают. А мы этим уважением воспользуемся.

— И как?

— Как-как… Пока никак, а вот когда снег растает…

— Это нескоро.

— Это скоро. А пока он не растаял, ты, как директор школы, выбей для школы отдельный приусадебный участок. Раз тебе сам товарищ Сталин благодарность объявил, то в районе в этом тебе не откажут. А мы весной на участке… то есть школьники все на участке всякого посадят много, на следующую зиму будет чем детей подкормить. Да и летом — если детей на звездочки разбить по пять человек и каждой звездочке поручить кабачковую башню выстроить…

— Да, это будет неплохо, а то на школу еды и вовсе не выделяют.

— И вот еще что, сейчас выковырянных везде расселяют (этим словом в деревнях, не заморачиваясь яыковыми изысками, называли эвакуированных), так, думаю, и к нам кого-то привезут. Причем с детьми привезут.

— И их придется в школу зачислять⁈– с непритворным испугом спросила директор нашей деревенской школы. — у нас же со следующего года из детсада еще…

— И из детсада тоже, причем там будет сдвоенный выпуск.

— Какой?

— Матери совсем тяжело сейчас, будем в школу забирать и восьмилеток, и семилеток. А может, и шестилеток тоже.

— Вов, не надо меня запугивать, у нас столько детей просто посадить будет некуда.

— В