Господин следователь 9 - Евгений Васильевич Шалашов

— Нумера мне пока не нужно, я к вам по делу, — усмехнулся я. Увидев побледневшего хозяина, утешил дядьку. — Не волнуйтесь, я не про вашу душу. Кое-что о постояльцах нужно уточнить.

— А это, Иван Александрович, всегда пожалуйста, — выдохнул хозяин с облегчением. Потом снова забеспокоился — Так и чего вам самому-то было идти?

— Так я подумал — если за вами городового прислать, или курьера, так и вам лишние хлопоты, и время лишнее уйдет, — хмыкнул я. — И что ваши постояльцы подумают?

— Вот тут да, это верно, — закивал хозяин.

Может, я бы и послал за хозяином городового, так нет никого. То есть, почти никого. Самому быстрее, к тому же, хозяина лучше расспрашивать в его домашних условиях. За ним никакого криминала нет, вспомнит больше, нежели в моем кабинете.

Я кивнул хозяину — пойдемте, мол, потом спросил:

— А почему постоялый двор — и принцесса Марса? — поинтересовался я.

— Так книжка, говорят, модная. Или повесть? Не знаю, сам-то я не читал, — пояснил хозяин. — Сынок у меня книжки да газеты читает. Он у меня умный, худого не посоветует. По хозяйству помогает. Он же уговорил — дескать, тятька, пора расширяться! Почтовых карет все больше и больше, приезжих много, а места нет. Куда годится, что десять нумеров? Подумал я — а ведь прав, сынок-то. У нас нынче каждый день по десять карет, которые по главному тракту, а сколько местных? В прошлом году бревен купил, в мае–июне отстроились, он опять — давай название дадим? Сначала пытался уговорить, чтобы я постоялый двор какой-то Буратиной обозвал. Мне-то бы посолиднее что-то, а он заладил — нужно по моде.

Правильный у дядьки сынок. Ишь, сказки наши читает. Еще хорошо, что сам хозяин их не читал, поэтому не станет спрашивать — не Чернавский ли автор?

Я изобразил на лице полное внимание, а хозяин продолжил:

— Я уж, даже, и согласился — нужно бы название, но какая там Буратина? И художника нет. А тут Санька Прибылов приехал. С монахами он повздорил, те его выгнали. Санька-то в старом постоялом дворе стену расписывал, а еще вывеску делал в гостинице «Москва». Может и видели?

Вывеску (уже свалившуюся) гостиницы «Москва» с Медным всадником я видел.

— В коридоре из-за картин не темно? — поинтересовался я. — Небось, приходится постояльцам светить?

— А у нас все равно сбоку окон нет — стена глухая и там, и тут, — пояснил хозяин. — С фасада по паре окон на коридор, хватает. А вечером все равно лампы зажигать.

Ясно. Если торцы глухие, чего месту пропадать?

— Сынок, значит, посоветовал? — уточнил я.

— Ага. Санька-то как пришел, сынок ему целый вечер объяснял. И про аппарат этот, и про девку со звездами.

— Не говорил, что за девушка? — поинтересовался я с напускным равнодушием.

— Спрашивали у Саньки, — вздохнул хозяин. — Сынок очень интересовался — где ж он такую красавицу-то нашел? Сказал бы… Сынок-то у меня молодой, холостой пока. Начитанный он, простую девку в жены не хочет.

— А что Прибылов?

— Сказал, что в Москве эту барышню видел, сам уже и не помнит, где именно. Не то на вокзале, из поезда выходила, не то в монастыре богомолицу увидал. Но то в Москве, — снова вздохнул хозяин. — Где же у нас-то таких красавиц найдешь?

Сказал бы, где эта красавица обитает, но не стану. Этак, узнает хозяйский сынок, свататься прибежит.

Нет, если что… я в том смысле, что если влюбится девчонка, то Анькиному счастью мешать не стану, но и торопить события тоже не буду. А Прибылов мог Аню как раз на перроне увидеть. Мы из вагона первого класса вышли, а он вместе с монахами шествовал. Глаз-алмаз у художника.

— Сам-то Прибылов где сейчас? — поинтересовался я.

— Да кто его знает? — пожал плечами хозяин. — Может пьянствует где, а может нанял кто. Он же, пока трезвый, то нарасхват. Я ему за работу хорошо заплатил — десять рублей дал. Даже ошибку простил. Сам-то бы не заметил, сынок увидел. Думали переделать, потом решили — мало кто знает, как правильно писать.

— Если увидите, скажите, что мне его картины понравились. И еще — если у художника эскизы остались, я бы купил, не поскупился.

— Передам, — кивнул хозяин, открывая передо мной дверь.

Мы прошли внутрь постоялого двора, прошли в чуланчик, где стоял стул и конторка. Как я понимаю — рабочий кабинет. Хозяин указал мне на стул, сам остался стоять.

— Вы уж простите, запамятовал ваше имя и отчество, — посмотрел я на хозяина, пытаясь выглядеть убедительно. Откуда бы мне вообще его знать?

— Иван Федорович, — представился хозяин без ужимок.

Ишь, снова тезка. Но Иванов в России, как Джонов в Англии, если не больше.

— Иван Федорович, меня очень интересует ваш постоялец по фамилии Мещеряков. Останавливался в августе. Помните такого?

— Помнить-то уже не особо и помню, сейчас посмотрю, — хмыкнул тезка, начиная копаться в журнале. Довольно быстро отыскав нужную страницу, зачитал вслух то, что я и так знал — анкетные данные, возраст.

— Сможете что-то о нем сказать? — поинтересовался я. — Что-то такое, запоминающееся?

— Так вроде и нет, — пожал плечами хозяин. — Спрашивал — есть ли в Череповце военные? Какие именно? Мол, вдруг кому-то камердинер понадобится? Он бы и взялся. Мол, в денщиках у генерала служил. А у нас один генерал, два полковника отставных. Вот и все. У всех уже камердинеры есть. Только…

Иван Федорович призадумался, потом сказал:

— Странный он какой-то для унтера. Руки белые, ухоженные, словно у барышни. Одежда простая, но чистенькая. А сапоги дорогие, за пятнадцать рублей, не меньше. Не по карману отставному унтеру. И походка какая-то не такая, как у простого унтера или нижнего чина.

Я поднялся со стула, положил левую руку на бедро, сделал пару шагов — сколько позволяла комнатка.

— Вот так?

— Так точно! — закивал хозяин. — Унтера и нижние чины обеими руками машут, а у этого, как влитая.

Значит, точно, офицер. Левая рука как влитая, привык саблю на ходу придерживать[1]. Правда, городовых тоже «вычисляли» по левой руке, но точно, не полицейский.

— Спасибо, — поблагодарил я. — А еще что-нибудь?

— Так вроде, больше