Господин следователь 9 - Евгений Васильевич Шалашов

Ну вот, и здесь тоже самое. Все-таки, вырос в семье военного. Помню, как мой отец (из того времени) рассказывал, что жены подчиненных обращались к нему с претензией — не слишком ли часто их муженьки на ночное дежурство заступают? Отец, разумеется, офицеров своих не сдавал, перед женами отговаривался сложной обстановкой, нехваткой кадров, но потом делал вздрючки и «ходокам», и заму по работе с личным составом.

— Ревнует нас Дашка. Мы с Филофеем гуляли когда, даже жениться хотели, но потом, как он в Питере на телеграфиста выучился — передумал, да на Дашке женился.

— И так бывает, — не стал я спорить.

— Да наплели Филофею, что я ему изменяла налево и направо. А он рассердился, а Дашка-то тут, как тут! И всего-то разочек дала. Так он и не муж мне еще был. Как замуж выйдут, только с законным мужем спать стану.

— Софья Ильинична, суть вашей жалобы мне понятен, — склонил я голову. — Желаете, чтобы обидчиц наказали за причинение легких телесных повреждений?

— Так уж какие-такие повреждения? Царапины — тьфу, заживут. Пусть они мне за блузку заплатят.

Ну да, блузка, это серьезно. Китайский шелк.

— Сейчас все запишу, вы распишетесь или крестик поставите. Скажу сразу, что Окружной суд вашей жалобой заниматься не станет.

— А почему это не станет? — ощетинилась женщина. — Меня всю исцарапали, занозу засадила, блузка, шелк покупной.

— Суд присяжных рассматривает только серьезные преступления — убийства, изнасилования, тяжкие телесные повреждения, — терпеливо пояснил я. — Если бы Дарья с матерю вас убили, или руки-ноги переломали, тогда бы рассматривали. Вы, слава богу, живы. Скажите — как вы желаете Дарью и ее мать наказать?

— А я-то почем знаю? — вытаращилась Софья. Наморщив лоб, поинтересовалась: — Может, в тюрьму посадить?

— В тюрьму их не посадят. В худшем случае приговорят к штрафу. Я, как товарищ прокурора, вашу жалобу перенаправлю мировому судье. Он дату рассмотрения назначит, вызовет и вас, и ваших обидчиков. Но, скорее всего, не станет судья их наказывать.

— А морду царапать можно? А по полу возить и волосья выдергивать?

— Поставьте себя на место Дарьи — вы приходите домой, а на вашей постели, на чистых простынях ваш муж с любовницей… Что бы вы стали делать?

— Убила бы сразу, — твердо заявила швея. — И мужа-кобелину, и полюбовницу сучку. Может, не насмерть, но чем бы попало двинула.

— Вот видите, как вы рассуждаете? — хмыкнул я. — И сами бы не стерпели, а что от других хотите? А насмерть — точно бы в тюрьму сели.

— А хоть бы и села. Только блузку бы драть не стала.

— Ладно, давайте все-таки жалобу составлять, — сдался я. — Напишем, что вы хотите, чтобы Дарья Чистова компенсировала вам ущерб в размере (шестью восемь — это сколько?)… пятьдесят четыре рубля за порванную блузку.

— Ножницами расстригла, стерва, — перебила меня жалобщица. — Руками такой шелк не порвешь. Тока не пятьдесят четыре, а сорок восемь. Мне лишнего не надо.

— Для мирового судьи неважно — порвала или расстригла, — отмахнулся я. — А пятьдесят четыре — я с запасом брал. Еще напишем, что Дарья вместе с матерью причинила вам легкие телесные повреждения. Про одну лишь блузку писать — несолидно. Можете компенсацию потребовать… Сколько писать?

— Так хотя бы рублей пять. Чего уж много просить? Не мироедка какая. Сама бы на месте Дашки чужой бабе в волосья вцепилась. Вот, коли будет у меня муж, застану с Дашкой, так я ей всё выдеру!

Я писал, а женщина благожелательно кивала. Закончив, протянул ей лист и Софья Ильинична начертила крестик.

— Жалобу вашу я в нашей канцелярии зарегистрирую, перешлем ее мировому судье, — начал объяснять я. — Он и вас вызовет, и обидчиц ваших. Не забудьте на суд резаную блузку принести — покажете судье. И, еще один важный момент…

— Что такое? — насторожилась потерпевшая.

— У мирового судьи очередь на месяц вперед, — принялся объяснять я. — К тому времени, пока до вас дело дойдет, все царапины заживут — и те, что на щеке, и на других местах. Верно?

— Н-ну? — протянула обиженная швея.

— К доктору вам нужно сходить. Пусть он вас осмотрит, акт обследования составит. Его потом судье принесете, как доказательство. А иначе обидчицы скажут — мол, не было ничего, только ругались. Правильно?

— Н-ну…

— У вас, на Благовещенской, доктор хороший живет. У него в доме и медицинский кабинет есть.

Софья Ильинична кивнула:

— Хороший доктор, только пьет часто.

— А кто у нас без греха? — развел я руками. — Прямо сейчас и идите к доктору, пусть он вас осмотрит. Скажете, что без акта никак нельзя.

Глава 18

Принцесса с Маркса

Российская бюрократия — великая вещь. Пристав Ухтомский сообщил, что нашелся-таки в учетных списках Никита Николаевич Мещеряков, тридцати четырех лет, отставной унтер-офицер.

Родинки, цвет волос и прочее не указано, но учетные списки — это не личное дело арестанта и не паспорт, куда записывают приметы. И цель путешествия тоже не вписана.

Останавливался подозреваемый на постоялом дворе при почтовой станции, запись датирована 1 августа. Стало быть, приехал он сюда не месяц назад, а пораньше. А выписался — 4 августа. На службу к генералу, со слов старого лакея, он устроился в конце августа — начале сентября. Любопытно, где же болтался остальное время?

Если включить воображение, можно пофантазировать, что Мещеряков четыре дня проводил разведку — выяснял, где пребывает генерал, потом уехал в Ивачево, чтобы продолжать свое наблюдение. Получается, что он какое-то время был близ генерала, но в контакт не входил? Ивачево — это не только название поместья, но деревня с почтовой станцией, а в паре верст от нее будет село Никольское, где имеется трактир, а в трактирах есть комнаты для приезжих.

Странно — почему станцию устроили не в селе, а в деревне?

Теоретически, Мещеряков мог вначале прибыть в Никольское, оценить обстановку, а потом пойти на сближение.

Яков сказал, что прежний камердинер уволился с месяц назад, заехал в Череповец за вещами, похвастался, что получил письмо о наследстве.

Стоп.