Хроники Менталиста 2 - Ярослав Чичерин

символ власти, — профессор отпил чай. — Но в академических кругах ходили слухи о его истинной природе. Говорили, что он усиливает ментальные способности носителя, позволяя управлять множеством умов одновременно. Некоторые даже считали, что в нём заключена частица сознания каждого предыдущего владельца.

Я переглянулся с Кристи. Её глаза округлились — насколько точно старик описал реальность, сам того не зная.

— А что насчёт Демидова? — спросила Кристи, нарушив затянувшееся молчание. В её голосе проскользнула нотка неподдельного интереса, так как эта часть истории, похоже, волновала её не меньше моей. — Почему он устроил переворот?

Профессор откинулся на спинку стула, его лицо стало задумчивым. Он помедлил, словно подбирая слова, или может быть, решая, сколько правды можно нам открыть.

— Официальная версия, которую сейчас преподают в школах, гласит, что Император Николай Четвёртый был тираном, угнетавшим народ. Что Демидов возглавил народное восстание ради свободы и справедливости. — Он фыркнул с таким презрением, что я невольно поверил в его искренность. — Чушь собачья, простите за выражение. Эту сказку для младших классов придумали придворные историки, чтобы легитимизировать захват власти.

— А что произошло на самом деле? — я подался вперёд, неожиданно для себя ощущая, как внутри разгорается жажда знаний. Не только потому, что это касалось меня лично, но и потому, что история вдруг перестала быть набором сухих фактов из учебника. Она стала живой, настоящей, с кровью и предательством.

— Правда сложнее и банальнее одновременно, — Лебедев встал и подошёл к книжному шкафу, его движения были аккуратными и выверенными, как у человека, привыкшего обращаться с хрупкими реликвиями. — Демидов и твой отец были друзьями. Близкими друзьями, я бы сказал. Они вместе учились, вместе путешествовали, вместе мечтали о будущем страны. И это несмотря на то, что их семьи враждовали веками.

— Враждовали? — переспросил я.

— О да, — профессор кивнул. — Белозерские и Демидовы — две древнейшие династии империи. Соперники за трон, за влияние, за земли. История их конфликта насчитывает более пятиста лет. Были времена, когда они устраивали друг против друга настоящие войны, а потом это перешло в закулисные интриги, дуэли и борьбу за расположение аристократии. — Он слабо улыбнулся. — Твой отец и Демидов хотели сломать эту традицию. Называли её «архаичной» и «мешающей прогрессу». Они мечтали о новой империи, где старые обиды будут забыты. Когда твой отец взошёл на престол, Демидов стал его правой рукой — неофициальным советником по самым деликатным вопросам.

Он достал с полки потрёпанный альбом в кожаном переплёте и положил на стол. На пожелтевших от времени фотографиях двое молодых мужчин улыбались в камеру — мой отец и человек, чьё лицо я видел на портретах нынешнего Императора. Они стояли обнявшись, как братья. На другом снимке они сидели за шахматной доской, сосредоточенно изучая позицию. На третьем — оба в походной одежде, на фоне какой-то горной вершины.

— Многие при дворе считали эту дружбу неприемлемой, — продолжил профессор. — Старая гвардия, консерваторы… они шептались по углам, что сближение с Демидовым — это предательство традиций. Некоторые даже предсказывали беду. Как оказалось, они были правы, хоть и не могли предвидеть истинных причин грядущей катастрофы.

— Что же произошло? — тихо спросил я.

Профессор вздохнул, собираясь с мыслями.

— Всё началось как дружба, перешло в соперничество, а закончилось предательством. Официальная версия списывает всё на идеологические разногласия, но правда, как всегда, сложнее и грязнее.

Профессор Лебедев перевернул страницу альбома. На новой фотографии появилась молодая женщина с гордой осанкой и пронзительным взглядом. Красивая, но не той пустой красотой, что часто встречается на светских портретах. В её глазах читался острый ум.

— Елена Рябинина, — произнес он с оттенком уважения. — Из древнего, но обедневшего дворянского рода. Блестяще образованная, свободно говорила на пяти языках, специализировалась на древней истории. Одна из немногих женщин, получивших доступ к закрытым секциям императорского архива.

— Женщина Демидова? — спросил я, разглядывая фотографию.

— Да, но не только. Она была куда больше, чем украшением при могущественном мужчине. — Профессор задумчиво провел пальцем по краю снимка. — В архивах Елена обнаружила материалы, перевернувшие её представление об истории империи. Древние протоколы имперского совета, секретные договоры, личные дневники первых министров той эпохи.

— Что именно она нашла? — Кристи подалась вперед.

— Шокирующие свидетельства того, что первый император из династии Белозерских был не героем освободительной войны, как нас учат в школах, а марионеткой, посаженной на трон внешними силами. В обмен на корону он отдал значительные территории и подписал крайне невыгодные торговые соглашения. По сути, продал часть страны иностранным державам, чтобы укрепить собственную власть.

— Это правда? — я почувствовал, как внутри что-то сжалось. История моей семьи оказывалась совсем не такой, какой я её представлял. Хотя, если уж совсем на чистоту, у меня и представлений-то особых не было — в трущобах не слишком интересуются историей императорских династий.

— Трудно сказать наверняка, — профессор встретился со мной взглядом. — Но документы, которые нашла Елена, имели все признаки подлинности. В любом случае, эта информация была динамитом. Если бы она стала публичной, легитимность всей династии оказалась бы под ударом.

— И Демидов использовал это как оружие? — догадался я.

— Не сразу, — профессор усмехнулся. — Демидов не размахивал этими бумагами на каждом углу. Он был хитрее. Шептал нужные слова в нужные уши, подкидывал копии страниц избранным генералам и промышленникам. «Посмотрите, на чем стоит наша империя», говорил он. «На лжи и предательстве».

— А что происходило между ним и моим отцом? — спросил я.

— Их дружба трещала по швам, — вздохнул профессор. — То, что начиналось как интеллектуальные споры за бокалом коньяка, превратилось в открытую конфронтацию на заседаниях совета.

— Из-за чего именно они конфликтовали? — поинтересовалась Кристи.

— Твой отец хотел менять империю медленно, как врач, боящийся навредить пациенту резким движением скальпеля. Демидов же требовал революционных реформ. Больше власти промышленникам, меньше — старой аристократии.

— Ясно всё с ним, — скривилась Кристи. — Себе власть хапал, а не страну спасал.

— Все верно, юная леди, — кивнул профессор. — За всеми его громкими речами о прогрессе стояли банальные деньги. Семья Демидовых контролировала треть тяжелой промышленности империи. Каждая его «прогрессивная реформа» увеличивала бы его личное состояние и влияние. Он метил не просто в советники, а в теневые правители.

Профессор постучал пальцем по снимку Елены.

—