Братство. Второй шанс - Никита Киров

— Если что — к тебе обращусь, — сказал я и добавил: — за криминальной справкой.

Газон засмеялся, а в зал вошёл Кислый со свитой.

Кислый — это тот мужик в чёрном пальто и с шарфом на шее. Коротко стриженный, шарф шёлковый, в правой руке борсетка, в левой мобила. На джипе приехал, пусть и старом. Походняк своеобразный.

При деньгах, значит. Сердобольные люди дают денежку нищим, а такие, как Кислый, ни в чём себе не отказывают. Зато сами нищие ничего с этого не имеют.

Ходит сгорбившись, сутулый, как псина, хотя ему лет тридцать пять, не больше. На пальцах рук и тыльной стороне ладоней видны партаки — тюремные татуировки. Что-то должны значить.

Вид у него, конечно, как у авторитета крупной банды. Ещё и свита с ним, человек шесть парней, даже помладше нас, все в чёрных куртках и спортивных штанах.

Один тут же взял со стола журнал на английском, с компьютерами, и начал рассматривать, нахмурив лоб. После бросил на место, чуть не уронив, и взял другой.

Стволов на виду нет, но какие стволы в центре города в этом месте? И так недавно шла перестрелка, от которой мы едва отмазались, не хватало и другой. Впрочем, вряд ли они сами на такое решатся. Просто хотят запугать, чтобы мы попросили прощения, заплатили штраф… а в идеале ещё и сделали какую-нибудь работу, чтобы исправить косяк.

Да, Налим делал хитрее. Но Налим — рыбёшка крупная, и сам он помудрее, а этот решил действовать сразу, нахрапом.

В зале кроме меня только Газон, Царевич, скрестивший руки на груди, и рассматривающий всех бандитов Шопен. Лёху Коробочку увели во второй зал, который мы приспособим под магазин техники. Без него решим.

Остальные ждали нужный момент, когда надо будет выйти.

— Я Кислый, — сиплым голосом представился старший. — Меня в городе все уважают. А вот вы, вояки бывшие, ваще без понятий живёте. Вы на кого наехали?

Ну надо же, пробил, кто мы такие. Но выводы не сделал. Вся братва в городе сделала, а он считает себя самым крутым.

— И чем ты занимаешься, Кислый? — спросил я.

— Я? — возмутился он.

Лицо у него изменилось, его перекосило от злости, будто он мог меня запугать своим страшным видом.

Нет, бесполезно, я видел и страшнее прямо перед собой. Но я оценивал угрозу трезво и знал, что много кто из наших недооценивает таких бандитов. А ведь такие могли ткнуть ножом в спину или выстрелить. Военный опыт не делает тебя неуязвимым, тело-то остаётся таким же хрупким, что и всегда.

Но это не значит, что надо его пугаться. Надо просто думать.

— Я? — повторил он. — Ты чё, вояка, рамсы попутал, а? Я на зоне отсидел, авторитет заработал. А ты чё, решил меня допрашивать, а? В натуре? Ща я тебе поясню. Я тебе не фраер какой-нибудь, чтобы меня кинуть можно было. Рынок — моя территория!

И вот тут у него должен был раздаться звоночек, что болтает лишнего. Но не раздался.

— Рынок — твоя территория? — с сомнением спросил я. — Правда, что ли? Газон?

— Да не, он чё-то попутал, Старый — произнёс тот, жуя жвачку. — За рынком смотрит Гарик от «химкинских», ещё Боксёр от портовых свою долю имеет, но в общак заносит. Ещё там чеченцы есть, но они в своём котле варятся и с братвой не конфликтуют. А вот Кислого там нет.

Лицо у Кислого снова изменилось, будто он съел кусочек лимона, поняв, что за такой базар с него могут спросить. Но всё же решил идти дальше. И Газона, похоже, он не знал, иначе бы уже лебезил перед пехотинцем «химкинских», который был в бригаде рангом повыше.

Ну а я вспомнил, что в первой жизни как-то знал одного человека, который по молодости был бандитом, потом отсидел и завязал с криминалом.

Его звали Вовка, и он говорил, что если кто-то при всех чешет по фене или матом кроет, ещё и газует почём зря, гнёт пальцы и корчит из себя авторитета — то это никакой авторитет, а так, мелочь. Серьёзный человек за базаром следит и метлой впустую не метёт, такой думает над каждым словом и при посторонних по фене не говорит, так не принято. А если до точки дошло — бьёт сразу и насмерть. Вот такие намного опаснее.

Впрочем, в 90-е даже такая мелочь может выстрелить, да и мы ещё не окрепли. Такие Кислые могли принести нам проблемы. Поэтому я пока наблюдаю. И говорю.

— Короче, пацаны, — произнёс Кислый, немного обдумав, что сказал только что. — Вы расклад совсем не понимаете, а лезете, куда не просят. Но я не зверь какой-то, давай миром порешаем. Сделаем так: фраер тот мне бабки должен, вы мне его возвращаете, плюс компенсацию за простой — двести баксов. Иначе я вас где угодно найду, и спрос будет по-взрослому.

— А чего нас искать? Мы здесь, перед тобой. А теперь слушай сюда.

Я встал перед ним, но не в упор — вдруг за ножом полезет, а на дистанции, чтобы ударить самому, если что.

— Во-первых, Лёха вам ничего не должен. Деньги, которые занимали, вам вернули целиком, а проценты эти — сами выдумали. Во-вторых, отдавать его мы вам не собираемся. Он один из наших, из воевавших.

— Ты чё…

Он не договорил. Начали выходить наши. Кто-то встал у машин снаружи, кто-то у двери, кто-то вокруг. Лица серьёзные, и бандиты почувствовали угрозу. Кислый раньше всех, он начал затравленно озираться по сторонам.

— Так что расклад такой, — продолжал я. — За то, что так с Лёхой поступил, сделаешь ему компенсацию — всё, что он заработал, вернёшь ему, и двести баксов добавишь сверху. А если я узнаю, что если ты и дальше ветеранов втравливаешь в такое — буду разбираться. Мы все будем разбираться.

И всё же, бандос так легко отступать не собирался, особенно перед своей бандой. Драться бесполезно, нас больше и мы сильнее, но у него остался козырь.

— Ну ты попал, — прохрипел Кислый и достал мобилу. — Сейчас серьёзных людей подтяну. Налиму позвоню — и он разберётся.

— А звони, — сказал я. — Раз сам не вывозишь.

Угроза позвонить серьёзная, но пусть. Я ему позволил, всё равно с ним свяжется, лучше сейчас всё обсудить. Налим всё равно однажды