Сталь и пепел - Дмитрий Ворон

— Значит, будем держать ухо востро, — резюмировал Сова. — И нюх. Болото пахнет иначе, когда в нем залегли с подвохом.

Крот молча достал из-за пазухи маленький, невзрачный корешок и положил его на стол передо мной. Я знал этот корень — его жевали перед выходом в опасные места, он слегка обострял чувства и помогал противостоять ядам. Без слов, но красноречивее любых речей.

Коршун смотрел на нас всех, и в его взгляде было не одобрение и не гнев. Было молчаливое признание того, что круг замкнулся. Мы были не просто людьми, собранными по приказу в одном бараке. Мы стали единицей. И угроза одному была угрозой всем.

— Хорошо, — сказал он наконец. — Будем знать. А теперь… хватит о мраке. У нас есть повод.

Он кивнул Рогару. Тот широко ухмыльнулся, отложил тряпку и алебарду и вытащил из-под нары большой глиняный кувшин.

— Позаимствовано у интенданта! — провозгласил он. — В честь удачной «рыбалки»!

Оказалось, это было крепкое, как самогон, медовое пиво — редкая и ценная в лагере вещь. Рогар налил в грубые деревянные кружки, раздавая всем. Даже Сова и Крот взяли свои порции. Когда очередь дошла до меня, Рогар остановился передо мной, его маленькие глазки прищурились.

— Ладно, выскочка, — сказал он, и в его голосе не было уже ни насмешки, ни снисхождения. Была простая, грубая констатация факта. — Работаешь чисто. И головой, и руками. Заслужил.

Он хлопнул меня по плечу так, что я едва не споткнулся от неожиданности и усталости, и всучил мне полную кружку. Потом отошел, поднимая свою.

— За «Тихую Воду»! Чтобы враг срал от страха, а мы пили за его здоровье!

Все засмеялись, грубым, солдатским смехом, и отпили. Я поднял кружку, чувствуя странную тяжесть в груди. Это была не благодарность. Не признание превосходства. Это было… принятие в круг. На своих условиях.

Потом все взгляды невольно перешли на Коршуна. Старый сержант медленно поднялся со своего места, взял свою недопитую кружку и подошел ко мне. Он молча протянул мне свою собственную, потертую, из темной кожи флягу. В ней было то же пиво, но жест… жест был другим. Отдать свою личную флягу — это было больше, чем налить из общего кувшина. Это был знак доверия. Высшая, немыслимая ранее форма признания от этого молчаливого, подозрительного волка.

— Не опозорь, — буркнул он, отводя глаза, и вернулся на свое место.

Я взял флягу. Кожа была теплой от его руки. Я отпил. Напиток горел в горле, но согревал изнутри, притупляя остаточную дрожь в руках. Я смотрел на этих людей: на угрюмого силача Рогара, на хладнокровного, зоркого Сова, на молчаливого, все понимающего Крота, на старого, уставшего, но все еще опасного Коршуна. Эти люди не были моими друзьями. У нас не было общих воспоминаний, общих идеалов. Но у нас было общее дело. Общая грязь на сапогах. Общая опасность за частоколом. И теперь — общая кружка. И общий враг, который скрывался не только в лесу Фалькенхара, но и в собственных рядах.

Впервые за все время в этом теле, в этом аду, я почувствовал не просто обязанность выполнить долг Лирэна. Я почувствовал связь. Тонкую, прочную, как стальной трос, связь братства по оружию. Я был им нужен. И — что удивительнее — они стали нужны мне. Не как инструменты. Как… точка опоры. Как тыл. Как те, кто прикроет спину, не задавая лишних вопросов.

— За взвод, — сказал я тихо, поднимая флягу Коршуна. — За то, чтобы видеть дальше и бить точнее.

— За взвод! — рявкнул Рогар, и остальные, даже Сова, хрипло поддержали.

Мы пили. Разговор потек медленно, о незначительном — о погоде, о еде, о глупых выходках пехоты. Никто больше не касался темы Борова или «Тихой Воды». Это было уже в прошлом. Было настоящее — тепло огня (Рогар растопил маленькую железную печурку), крепкий напиток и редкое, трудное чувство безопасности среди своих.

Позже, когда пиво было допито и разговор затих, я вышел из барака подышать. Ночь была холодной и звездной. Я стоял, опершись о стену, и смотрел на черный силуэт леса за частоколом. И тогда, откуда-то из густой тени кустов у самой стены, донесся тихий, почти неосязаемый звук. Не рык. Не шипение. Глухое, удовлетворенное урчание, похожее на мурлыканье огромного кота. Оно прозвучало один раз и стихло.

Я не обернулся. Не стал искать в темноте знакомые золотые глаза. Я просто слегка кивнул в сторону леса, угол рта дрогнул в подобии улыбки. Он тоже был здесь. На своем посту. Наш немой страж. Часть этого нового, странного, но прочного братства, которое возникло не по уставу, а по необходимости и взаимному уважению. Братства, в котором были люди, зверь, и тень между ними, ставшая связующей нитью.

Глава 34

Информация пришла не с неба, а из грязи и молчания. Крот, три дня проползавший по окраинам фалькенхарского опорного пункта «Крепость», принес не просто наблюдения. Он принес расписание. Как песочные часы, отсчитывающее время между сменой караулов, прибытием обозов и, что было ключевым, визитами офицера связи.

Это был не полевой командир. Капитан Вернер фон Хальтер служил в штабе, был писакой и курьером, отвечал за координацию между «Крепостью» и тыловыми складами. Он ездил на легкой, быстрой коляске, запряженной парой лошадей, в сопровождении всего двух всадников. Ценный «язык» с головой, полной не тактических, а административных секретов: графики поставок, пароли, имена, уровень снабжения и боевого духа гарнизонов. Для командования Хертцена это был бы кладезь.

Приказ Коршуна был лаконичен: взять живым. Тише воды, ниже травы.

Классический вариант — засада на лесной дороге. Выкосить охрану, схватить офицера. Но в этом был ряд изъянов. Шум. Возможность случайного убийства цели в перестрелке. И главное — немедленное понимание врагом, что это диверсия. Офицер связи не пропадает бесследно. Его исчезновение мгновенно поднимет тревогу, заставит менять все коды и маршруты. Нам нужен был не просто пленный. Нам нужна была пауза. Время, пока враг будет ломать голову над несчастным случаем, а не искать виновных.

Именно тогда я изложил план. Не план боя. План инсценировки.

Этап первый. Рекогносцировка и подготовка поля.

Мы выбрали участок дороги в пяти километрах от «Крепости». Не глухой лес, а относительно открытое место, где дорога шла по краю неглубокого оврага. Важно было создать естественную, правдоподобную картину аварии. Сова и Крот провели два дня, изучая грунт, уклон, состояние дорожного полотна. Нужна была точка, где