Сансара 2 - Евгений Кострица

Старец проследил за его взглядом и, увидев Анджела, согласно кивнул:

– Боги милосердны к заблудшим. Возьмите у ее мужа меч. Пусть горит железяка с этим адским отродьем.

Клинок Чести бросили Моне под ноги как мусор. Но, когда язычки пламени лизнули благородную сталь, на ней проявился изящный узор древних рун. Вспыхнув, они засияли, как драгоценные камни, озаренные лучами рассвета, и на изумленных лицах людей заплясали таинственные разноцветные блики. Казалось, даже огонь отступил, почтительно перед мечом преклоняясь.

Моня попытался до него дотянуться ногой. Когда, наконец, получилось, в небо ударил столб яркого света, и Роби проявилась прямо в костре – с раскрытыми крыльями, во всей своей славе.

Народ на площади не верил глазам, решив, что с небес в огонь сошло божество, что, скорее всего, так и было. Шокированный его появлением Оракул застыл, а стража растерялась, не зная, что делать. В служебном бестиарии таких монстров нет, а вот у святого воинства Нимы белоснежные крылья.

Ими сейчас сильно хлопнули, пытаясь сбить пламя. Моня, задыхаясь от кашля, мало что видел. Освобожденный от пут, он упал в ее объятия почти без сознания. Схватив его в охапку, Роби смогла подняться лишь метра на три над землей. Ее крылья тлели, а энергичные махи только раздували огонь.

Такую легкую цель можно легко сбить копьем или болтом арбалета, но вдруг это ангел? Девушка с горящими крыльями нашла сочувственный отклик в сердцах. Люди справедливо считали, что истинный демон не способен на жертву. А если способен, то это не демон. Тогда зачем его бить?

Оракул опомнился, когда беглянки почти перелетели толпу, а оцепеневшая стража их провожала глазами. Но фора была слишком мала, и к солдатам полетела команда остановить несмотря ни на что.

Придя в себя, те стали стрелять, а пылающие перья не могли дать подъемную силу. Роби слабела и опускалась всё ниже. Вскоре она, пронзительно вскрикнув, упала.

Монино сердце сжалось от ужаса – в ее спине под крылом торчала стрела. Если погибнет, люди не сделают той же ошибки. Меч спрячут и где-нибудь похоронят. И на этот раз насовсем.

Казалось, обожженные ноги ходить не могли, но Моня как-то поднялся, держа на руках Роби. Он дал ей клятву и не позволит уничтожить то драгоценное, что у них было.

Кожа на ногах вздулась, кое-где лопнула и, казалось, ее нет совсем. Каждый шаг будто впечатывал в брусчатку обнаженное мясо. Шатаясь, Моня шел, как по раскаленным гвоздям. В его состоянии и просто идти было немыслимой мукой, но ведь нёс ту, что, наверно, любил.

Слезы текли по лицу, перед глазами туман. Ноги, как обнаженные струны туго натянутых нервов. А сзади слышен топот солдат – не убежать.

Моня решил, что будет идти, пока бьется сердце. Мост совсем рядом, а в реке не достанут. Лишь бы дойти!

– Любовь моя, брось меня здесь… – шепнула Роби со слабой улыбкой. Изо рта шла кровавая пена. – Береги только меч. Он и есть я. Но потом должен коснуться меня…

Ее глаза закрылись, голова упала на грудь, и нести стало легче, словно дух вышел из тела, сделав его менее плотным. Протерев глаза, Моня понял, что всё же дошел. Они на мосту! Под ними река неспешно несла свои темные воды. Руки можно, наконец, опустить.

Тихо плеснула волна, и лицо Роби растаяло неясным белым пятном в глубине, словно стирая из мира людей.

Уже валясь вперед, Моня почувствовал сильный толчок – арбалетный болт пробил его тело навылет. Пройдя под грудью, вырвал из спины кусок плоти. Ледяная вода обожгла жабры, смыла с кожи кровь, пепел и грязь.

Теперь быстрей к Роби!

С этой мыслью Моня сделал пару гребков, уходя в глубину. Но вдруг его стукнуло током – разряд высветил дно с лесом подводных растений. Высокого уровня, видимо, спелл.

Боль согнула дугой, выдув крик в пузырьки. Парализованное тело всплыло, точно снулая рыба.

Запаниковав, Моня попытался снова нырнуть, но мышцы не слушались, а вода окрасилась красным. Накопленная страданием боль взорвалась сверхновой. Кровь закипела в сосудах раскаленным металлом, а внутри будто обрушилась спасавшая ранее от безумья плотина. Эта стихия погребла под собой уже всё.

В ней ненависть, ярость, жажда убийства. Мони теперь больше нет. Это что-то другое. И оно жаждало людей убивать.

Энергетический вихрь прошил собой в небо, унося человеческое, как осенний ветер листву. Масштаб разрушений заставил искаженное тело принять новую форму. Кожа покрылась чешуей, ноги слились в рыбий хвост. Белки глаз стали черными, губы прорезала пара клыков, волосы поднялись над водой, точно змеи.

Но вместо шипения мелодично и громко запел нежный девичий голос:

Порывом ветра над волной

Я песней душу заберу.

Ужалю сердце ядом страсти,

К запретным тайнам позову.

Ключи от врат нескромных грёз

Вручу дрожащею рукой.

Тончайшей паутиной ласк

Окутаю твой ум мятежный.

Запутаю в незримой сети чувств,

В забвении найдёшь ты рай услады.

Отдай мне жизнь, отдай мне боль,

Вы так страдали, вы так устали.

Не медли – в бездне скрыт покой,

Летит в пучину зов сквозь время,

Внимай ему – в нём свет святой,

В объятьях волн твое спасенье.

Люди шли медленно, спотыкаясь, с мутью во взгляде. Заходили в воду по горло, захлебывались, но продолжали идти, пока не застывали на дне, точно статуи с блаженной улыбкой на лицах. Дольше всех сопротивлялся Оракул.

Он цеплялся за камни, ругался на чужом, незнакомом никому языке, но тело слушалось уже не его. Волны били в лицо, сопротивление лишь продлило агонию. Вскоре татуированный череп старца исчез под водой. На поверхности одиноко плавал белый, расшитый золотой нитью, плащ.

Когда из темных глубин поднялся последний пузырь, на берегу не оставалось ни одного человека. Зов забрал всех.

15

– Эй!

Негромкий голос заставил парня вздрогнуть и оглянуться в поисках источника звука. Это резкое движение едва не перевернуло каноэ, тесное даже для одного. Такое легко носить на плече, обходя плотины плотоядных бобров. За их шкурки платили хорошие деньги, но окликнул его сейчас не бобер.

Голос был женским – низкий, грудной и чуть хриплый, что неудивительно, если стоять по горло в холодной воде. Видимо, поэтому у девушки бледное лицо и синие губы. Она заметно дрожала и