Излом - Алексей Витальевич Осадчук

От мрачных дум герцога отвлек торопливый хруст гравия, доносившийся из-за его спины. На лице Эдуарда невольно расплылась веселая улыбка. Наконец-то! Он обернулся. Однако, когда увидел того, кто шагал сейчас по гравийной тропинке, улыбка постепенно стерлась с его лица.

— Ваша светлость! — всплеснул своими длинными руками Кико, при этом широко улыбаясь криво накрашенными алой помадой губами. — Видели бы вы свое лицо! Ха-ха! Неужели я настолько неприятен вам?

— Признаюсь, барон, — сухо ответил герцог. — Не вас я ожидал сейчас увидеть. Впрочем, в свете происходящего ваше появление меня не удивляет. Вы, подобно серому ворону из баллады «Плачущие камни», несете очередное тайное послание вашего господина.

— Никогда не был поклонником творчества Ульда Среброголосого, — пожал узкими плечами шут. — Но вынужден с вами согласиться — сравнение более чем точное. Наш с вами господин лучше знает, как и через кого сообщать свою волю.

Когда Кико подошел ближе, Эдуард смог рассмотреть его получше. С последней их встречи королевский шут изменился. Он заметно похудел, под его красными слезящимися глазами образовались крупные мешки. Несмотря на кажущуюся веселость, он был раздражен и даже зол. В общем, весь вид Кико говорил о том, что он мало спит и, кажется, мало ест. Таким Эдуард его еще не видел. Выходит, слухи, ходившие при дворе, о том, что Карл охладел к своему любимчику, правдивы?

— Здесь мне возразить нечего, — ответил Эдуард и спросил: — Куда в этот раз мне надлежит отправиться? За Холодное море или же в Великую степь? Где мне предстоит собрать новую армию для моего короля?

— Видят боги, это очень заманчивое предложение! — усмехнулся Кико и ловко запрыгнул на бортик фонтана, рядом с которым стоял герцог.

Теперь шуту не надо было задирать так высоко свою голову во время разговора.

— Если плавание за Холодное море нам вряд ли добавит союзников, то касаемо Великой степи стоит призадуматься, — по странной интонации голоса шута невозможно было понять, шутит он или нет. — Особенно если учесть тот факт, что король Кларона настойчиво пытается вступить в войну. И, как вы уже поняли, не на нашей стороне.

— Аталия или Астландия? — насторожился Эдуард.

Новости его, мягко говоря, не обрадовали. Ранее Ольгерд Третий придерживался политики невмешательства, хотя мог в любой момент отхапать восточную часть Бергонии без особых проблем. Что изменилось?

— Аталия, — ответил Кико. — Но, по нашим сведениям, Золотой лев не очень радушно принял посланников повелителя Кларона. Думаю, астландцы будут более вежливыми. Вряд ли Вильгельм фон Ландер упустит такую возможность.

— Если Кларон и Астландия заключат союз, это усилит Оттона и ослабит Рикардо ди Лоренцо, — кивнул Эдуард де Клермон. — Можно сыграть на их противостоянии.

Сказав это, герцог осекся. Времена, когда кому-то при дворе нужны были его советы, канули в небытие. Сейчас у Карла другие советчики.

— Это в том случае, если все трое не сговорятся против нас, — мрачно произнес шут, при этом не заметив настроения герцога. — Тогда такая каша заварится… А если еще добавить в это варево Максимилиана де Валье…

Услышав знакомое имя, Эдуард насторожился. Шут никогда и ничего не делал просто так. Вот и сейчас упоминание о Максимилиане явно имело скрытый смысл.

— Вы сомневаетесь в верности маркграфа? — как можно более нейтральным голосом спросил он.

В глазах Кико блеснула искра.

— Брось, Эду, — отмахнулся он, переходя на «ты». — Карлу прекрасно известно, как именно тебе удалось подавить мятеж на западе, а также — почему легион был сформирован так быстро.

На лицо Эдуарда наползла тень.

— Знаю, о чем ты сейчас подумал, Эду, — хмыкнул Кико, глядя на герцога. — Но тебе не стоит переживать. Пусть Карл никогда не простит тебе Бергонию, но это не значит, что он не уверен в твоей клятве.

— Я и сам не прощу себе Бергонию, — сухо рыкнул Эдуард. — И я не верю в предательство Ренара.

— Готов поручиться за него? — удивился Кико.

— Он спас мне жизнь, — ответил герцог. — И давай начистоту, Арман. Если бы не этот мальчишка, здесь бы сейчас хозяйничали аталийцы и Багряные. Меня бы прикончили еще там в Бергонии, ну, а ты покачивался бы на виселице. Хотя нет… ты бы еще пожил, но, как по мне, лучше сдохнуть, чем так жить. Вряд ли жрецы позволили бы тебе умереть спокойно.

Взгляд Кико на мгновение изменился. Он стал колючим и злым. Но шут быстро взял себя в руки, и на герцога снова смотрел придворный дурак и зубоскал.

— Маршалы, которые сейчас в чести у короля, утверждают, что стены и ворота Эрувиля неприступны, — криво улыбаясь, покачал головой шут. — Они уверены, что аталийцы, как и любой другой враг, никогда бы не взяли и не возьмут штурмом столицу.

Герцог де Клермон, без труда распознавший эмоциональную вспышку шута, фыркнул:

— А они, случайно, не говорили, что будет дальше? Когда маршалы запрутся за стенами, а легионы противника тем временем пройдут по мелким городам и крепостям, выжмут из них все до последнего и перекроют дороги, по которым в Эрувиль идет продовольствие?

— Нет, — покачал головой Кико, продолжая хитро ухмыляться. — Об этом речи не шло.

— Это-то меня и беспокоит, — покачал головой герцог. — Как только горожане осажденной столицы съедят последнюю живность, включая котов и собак, а по улицам станет опасно ходить, особенно детям, потому что люди перейдут на человечину — осада закончится. Измученные голодом и болезнями горожане сами откроют ворота перед врагом. И никто им не помешает это сделать.

— На что вы, ваша светлость, готовы пойти, чтобы этого не произошло? — шут уже не улыбался. Из его голоса пропала вся приторная веселость.

Маршал слегка расправил плечи и подобрался. Он понимал, что прямо сейчас Кико, словно тот серый ворон из древней баллады, передает ему слова короля.

— Я помню свои клятвы и не собираюсь нарушать их, — ледяным тоном ответил Эдуард. — И выполню любой приказ моего государя. Либо же умру, пытаясь.

— Ренар неспроста собрал у себя в марке сыновей предателей, — продолжил шут, не меняя интонации. — И королю он об этом не докладывал. Поэтому его величеству