Вершина Мира - Андрей Алексеевич Панченко

— Не всё, — прохрипел я. — Всё будет, когда спустимся. Отключаем начатый баллон и оставляем здесь. На обратном пути заберём. Каждому проверить новый баллон, включаем кислород на постоянную подачу. Анг, тебя тоже касается! Следите за показанием манометров!

На восьми тысячах двухстах метров ветер налетел внезапно, как удар. Воздух зазвенел, снег зашелестел, как шёлк. Мы прижались к склону. Анг махнул рукой, показывая вперёд: дальше был узкий гребень, справа пропасть, слева — лёд, срывающийся в облака. Идти без страховки по такому месту во время ветра было смертельно опасно.

Мы сместились ближе, пережидая порыв, проверили карабины. Кислород в баллонах шипел чуть громче — мороз сжал редукторы. Каждое движение требовало воли: пальцы плохо слушались, мысли текли вязко.

Почти десять минут мы пролежали в снегу, пока ветер немного не утих. Десять минут драгоценного времени и кислорода! Если такие остановки будут ещё, нам не дойти!

Фомин шёл всё медленнее. Его дыхание становилось рваным, неровным — будто каждый вдох требовал усилия, сравнимого с подъёмом на перевал. Я заметил, что он часто трогает шланг, ведущий от редуктора к маске.

— Всё в порядке? — крикнул я сквозь ветер, но ответ был неразборчив.

Я подошёл ближе. Из-под резинового шланга вырывался иней — тонкая струйка белого пара.

— Чёрт, редуктор обмерзает! — Фомин сорвал маску, глотнул воздух и сразу согнулся, хватаясь за грудь. Лицо посерело.

Я сорвал варежку, попробовал повернуть вентиль — бесполезно, металл задубел. Кислород не шёл.

— Анг! — закричал я, перекрывая вой ветра. — У него отказал редуктор!

Шерпа обернулся мгновенно. Одного взгляда хватило — он всё понял. Молча снял с себя запасной баллон, но я остановил:

— Нет! Этот нужен наверх. Уведи его вниз. В лагере разберёшься с редуктором. Если не оживишь — спуск до третьего, понял? Спаси его, я тебя очень прошу!

Анг кивнул, подхватил Фомина под локоть. Тот пытался возразить:

— Нет, я дойду… ещё немного…

— Кончай геройствовать! — рявкнул я. — Приказ! Назад!

Он хотел что-то сказать, но не смог — губы посинели, глаза затуманились. Анг отстегнул карабин от общей верёвки, перевёл дыхание и коротко кивнул мне. Я снял запасной баллон с его аппарата, и шерп закрепил его у меня на спине вместо оставленного в четвёртом лагере. Там, куда они спустятся есть полный баллон и два использованных наполовину, им должно хватить, а мне запас кислорода, как бы это глупо не звучало, нужен как воздух.

В следующую секунду они уже начали спуск — медленно, шаг за шагом, исчезая в белёсой мгле, где ветер рвал снег, как бумагу. Шерп поддерживал Фомина под руку.

Я остался один. Ветер усиливался, резал лицо иглами льда. Барометр, прикреплённый к лямке рюкзака, дрожал стрелкой — давление падало. Гора передумала пускать нас на верх.

Над головой быстро бежали облака, и солнце исчезло, словно кто-то погасил лампу. Мир снова стал серым, плоским. Кромка гребня — узкая, как лезвие ножа, — уходила вверх. Я проверил манометр — половина запаса кислорода. Хватит на три часа, не больше. Этого может хватить… если не будет шторма.

Я подумал о Фомине — жив ли он там, ниже? Но останавливаться нельзя. Назад — значит всё зря, значит потерять всё, на что было потрачено столько сил и нервов. Вперёд — значит, может быть, войти в историю… или раствориться в этой белой бездне навсегда.

Я затянул ремни, проверил карабин, включил кислород на полную подачу и пошёл дальше — туда, где ветер свистел, как сабля, а снег уже шёл горизонтально. Каждые десять шагов я повторял про себя, как заклинание:

«Ещё немного. Только немного. Ещё вдох. Ещё шаг»

Ветер усиливался. Мир вокруг превращался в сплошной поток снега и света. Но я шёл. Забыв про всё, что я сам же говорил своим друзьям и команде. Я должен дойти!

Шаг за шагом гребень сужался, и каждый шаг становился всё более безумной ставкой. Ветер не просто дул — он рвал снег с поверхности, рвался по гребню так, будто хотел снять с него всё живое. Я шёл, вбивал анкера, цеплял к ним страховку и двигался дальше, я думал только о том, как правильно поставить кошку, куда вонзить ледоруб, какой ноге доверить следующий шаг.

В какой-то момент под правой ногой хрустнуло — не лед, а что-то тонкое и ненадёжное. Я почувствовал, как снежная корка соскользнула, и нога провалилась чуть ниже, в холодную пустоту, которая сразу попыталась меня втянуть. Казалось, время растянулось: секунды превратились в толстые капли, которые тянутся долго и медленно. Я успел связать в голове картинку: правая нога вхолостую, левая ступня стоит на краю — и дальше ничто.

Крик не вышел — он застрял у меня в горле липким удушьем, от которого я чуть не выплюнул свои легкие. Инстинкт сработал мгновенно: резко дернул за ледоруб, который был в левой руке, и, не думая, кинул правую руку к тросу. Карабин, который висел у пояса, дернулся, верёвка натянулась — и остановила меня. Я повис.

Падение остановилось, но не закончилось — я висел на верёвке, кислородная маска и лицо забиты снегом, правое бедро ушиблено, левое колено болело, сердце бешено колотилось, а свет в глазах плясал и норовил потухнуть навсегда. Рука скользнула по льду, ледоруб вырвался из перчатки и полетел вниз, через секунду повиснув на петле, прикрепленной к запястью. Я схватился второй рукой за верёвку, которая теперь была единственным мостом между мной и смертью.

Каждый вдох был как пытка. Я попытался привести дыхание в ровный ритм, но лёгкие не слушались; сознание начало меня подводить — обрывки голосов из далёкой жизни, запах табака, лицо мамы… Это были галлюцинации, признак гипоксии — сладкие и смертельно опасные, потому что обещали отдых.

Манометр на маске мигнул — стрелка упала. Редуктор работал, но давал не тот ровный поток, который требовался; мороз облила редуктор инеем, и под нагрузкой несовершенная система дала сбой. Я понял, что, если сейчас не смогу стабильно подключиться — попросту умру. Замерзшие руки едва держали страховочный трос, пальцы почти не слушались. Я выкрутил голову, и увидел, как под поверхностью снега, в трещине шевелится белое чудовище, разевая свою пасть и облизываясь. Очередная галлюцинация, только в этот раз до чёртиков страшная! Я почувствовал, как холод стягивает кожу, как пальцы немеют.

В голове была одна мысль: не сдаваться. Я собрал оставшиеся силы, облокотился на ледоруб, вонзил его